litbaza книги онлайнТриллерыСтражи - Кен Бруен

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 45
Перейти на страницу:

— Ты и в самом деле любил… старого хрыча. — Потом встал: — Мне пора. Если я могу чем-то тебе помочь, только скажи… понял? Я всегда готов, приятель.

Я кивнул.

Через несколько минут услышал, как он отъезжает. Я еще просидел полчаса на кровати, не шевелясь. Опустил голову, а там почти ни одной мысли. Затем я медленно оглянулся и уставился на каменную бутылку. Могу поклясться, она шевельнулась. Подвинулась ближе ко мне. Я сказал вслух:

— Слава богу, мне это не нужно.

Интересно, как пахнет джин? Подошел и взял бутылку. Тяжелая. Отвинтил крышку и понюхал. Похоже на водку. Поставил бутылку снова на стол, не завинтив крышку, и сказал:

— Пусть дышит… или это касается вина?

Пошел на кухню, решил, что мне не помешает чай с тонной сахара. Голос внутри у меня в голове сообщил:

— Ты на крючке.

Я попытался заглушить его. Открыл буфет и сразу наткнулся на стакан от «Роше».

— Не выйдет! — крикнул я и швырнул его в раковину.

Не разбился. Упрямый, гад.

Взял молоток и разбил его в пыль. Куски стекла разлетелись во все стороны, и один попал мне в левую бровь. Я отшвырнул молоток и вернулся в гостиную. Подошел к столу, взял джин и стал пить прямо из горла.

* * *

Весь мир

подо мной, ма!

Джеймс Кейджни. «Белая жара»

~ ~ ~

Чтобы уравновесить свое повествование, расскажу о матери.

Энн как-то сказала:

— Ты часто говоришь об отце. Я знаю, ты постоянно о нем думаешь. Но ты ни разу ни слова не сказал о матери.

— Ну и пусть.

Коротко и ясно.

Мой отец очень любил Генри Джеймса. Странный выбор. Человек, работающий на железной дороге на западе Ирландии, читает американца совсем из другого мира. Он как-то сказал:

— Джеймс такой причесанный, стильный, но под всем этим прячется…

Он не закончил фразу. «Прятались» там приманки, соблазнительные для дитя темноты.

В «Что знала Мейзи» девятилетняя девочка говорит: «Наверное, моя мама меня не любит».

Я знал, что моя мать не любила никого, меньше всего меня. Она — самое худшее, что может быть, сноб, к тому же — из Лейтрима! Никто и ничто никогда не подходило под ее стандарты. Наверное, даже она сама. Глубоко в душе я, возможно, понимал, что она очень несчастна, но мне было наплевать.

Эта ее постоянная брань.

Не брюзга, нет, специалист по полному разрушению:

грызет

грызет

грызет

тебя, постепенно лишая уверенности и самоуважения. Ее любимые фразы:

«Из тебя, как и из твоего отца, ничего путного не выйдет»;

«Как все измельчали». (Это уже лейтримовское. Неудивительно, что я пил);

«Твой отец — маленький человек, в паршивой форме с паршивой работой».

Ребенком я ее боялся. Позже — ненавидел. Когда мне исполнилось двадцать, я стал ее презирать, теперь вообще о ней и не вспоминаю.

За последние пять лет я видел ее самое большее дважды. И оба раза это был полный кошмар.

В какой-то момент она села на валиум. Стала не такая резкая на язык. Потом пристрастилась к вину с тоником. Пила эту дрянь кружками. Так что она всегда была навеселе.

Обожала священников.

Я напишу это на ее надгробии. Скажу все, что нужно. Разумеется, монашки тоже любят священников, но по обязанности. У них это записано в контракте.

У матери всегда был под рукой прирученный церковник. Поговаривали, что последним был отец Малачи. А еще она регулярно ходила в церковь, была достойным членом церковной общины. Я много раз видел на ней нарамник — она носила его поверх блузки. Тяжелая штука.

Иногда я надеялся, что она изменится.

Но напрасно.

В последние годы я стал именно тем, кто ей был нужен: блудным сыном. Теперь она могла наслаждаться ролью великомученицы. Разве она могла проиграть? После того как меня вышибли из полиции, святость начала струиться из всех ее пор. Вот ее главная песня:

Никогда снова не бросай тень на мою дверь.

На похоронах отца она вела себя безобразно. Упала на могилу, выла на улице, заказала чудовищный венок.

В таком вот духе.

Ясное дело, она обрадовалась, что ей выпала роль вдовы, и с той поры носит только черное. Стала еще чаще ходить в церковь, если только такое возможно. Она не сказала отцу ни одного доброго слова при жизни и оклеветала его после смерти.

Он говорил мне: «Твоя мать хочет как лучше».

Она не хотела.

Ни тогда, ни сейчас.

Такие, как она, жируют на доброте других. Любой мерзкий поступок в их точно рассчитанной жизни они оправдывают тем, что «хотели как лучше». Я любил рассматривать открытки с портретами диктаторов, тиранов, полководцев. Где-нибудь в конце обнаруживалась «мама» с каменным лицом и глазами как гранит. Эти персонажи олицетворяли собой зло, о котором много говорят, но которое люди так редко распознают в жизни.

Шон никогда не говорил о ней плохо, пытался изменить мое к ней отношение: «Джек, она тебя по-своему любит».

Она поддерживала с ним связь. Я так думаю, чтобы ей было проще следить за мной.

Я сказал ему: «Не смей, слышишь, никогда не смей говорить ей что-нибудь про меня… никогда…» — «Джек, она же твоя мать!» — «Я серьезно, Шон». — «А, это все слова».

Вкусив джина, я отправился в свободное падение. Я не помню ничего до того момента, как я очнулся в доме матери. Неудивительно, что они называют это «сводить мать в могилу».

* * *

Нет…

Благословению

~ ~ ~

Открыл глаза. Ожидал увидеть путы на руках или решетку тюремной камеры. Или и то, и другое. Чувствовал себя так, будто уже умер. Но я оказался в постели, причем чистой и свежей. Попытался сесть, но сердце зашлось в ужасе. В ногах кровати сидел кто-то в черном. Наверное, я закричал, потому что этот кто-то заговорил:

— Не бойся, Джек, ты в безопасности.

Я сумел сфокусировать глаза:

— Отец Малачи?

— Точно.

— Как? Почему?

— Ты в доме своей матери.

— О Господи!

— Не произноси имя Господа всуе.

Голова разламывалась, но мне нужно было знать.

— Ты здесь живешь?

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 45
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?