Закрывая дверь, она бросила:

— И не надо плакать. Все будет хорошо.

Он подошел к полке с книгами у окна. Открыл форточку. В комнату ворвался успокаивающий своей регулярностью гул автострады. Он взял книжку, которую купил месяц назад и которая ждала своей очереди на верху высокой стопки книг, «обязательных для прочтения».

Он решил не возвращаться домой. Сегодня не хотелось встречаться с пустотой квартиры. Тут у него, по крайней мере, есть интернет. Он вдруг почувствовал, что сегодня хочет оставаться рядом с интернетом. И еще почувствовал, что скучает по ней и ждет не дождется наступления утра.

«Чтение всегда помогает скоротать время», — подумал он.

Впервые ему хотелось скоротать ночь. Чтобы встретиться с нею. Как можно скорей.

ОНА: Она ждала его. Сегодня она была непонятно расчувствовавшаяся. Когда он внезапно на полуфразе вышел на собрание, о котором вспомнил в последний момент, стало вдруг так пусто и тихо. Возможно, это прозвучит напыщенно, но с какого-то времени без него ее мир и вправду становился опустевшим и тихим.

Мир ICQ, чата и интернета только кажется тихим. Ведь звуки тоже лишь вопрос воображения. Звуки и голоса можно переживать, не слыша их. С ним интернет был полон звуков. Она смеялась, а порой и взрывалась хохотом. Если он чем-нибудь ее растрогал, шептала ему. Вскрикивала — разумеется, когда была одна в кабинете, — если он ее рассердил или возмутил. Нетерпеливо стучала по столу клавиатурой или мышью, дожидаясь его ответа или комментария. Слушала музыку, когда он ее об этом просил. Выговаривала слова, которые иногда, считал он, обретают значение, только если их громко произносят или нашептывают, а не просто читают. Общение с ним редко бывало тихим.

Потому, если он исчезал или — что случалось гораздо чаще — она отходила от компьютера, в ее мире становилось тихо, как на опустевшем стадионе. Но речь шла вовсе не о такой тишине. И не о такой пустоте. Себя-то она неплохо знала.

И когда она написала последнюю, чуточку излишне чувствительную, как она отметила через минуту, фразу о тишине, наступившей в ее мире, то неожиданно поняла, что охотно приходила бы сюда, на свое рабочее место, и в субботу, и в воскресенье. Даже если бы ей за это перестали платить. А еще охотней приходила бы сюда ночью. Он часто работает по ночам. Иногда она думала, что хорошо было хоть раз иметь его в online всю ночь. Работа в этом кабинете стала теперь чем-то третьеочередным. Надо было поскорей сделать то, что на какое-то время гарантирует ей спокойствие и неприставание со стороны шефа, секретарши и сотрудниц, и сразу вернуться к Якубу. Он всегда был под рукой: ICQ, чат, e-mail. Это ведь он открыл ей, что в интернете все «на расстоянии вытянутой руки». Надо только знать, как вытянуть руку. Она уже знала и узнавала все больше и больше. На обложке толстого тома, который она читает уже неделю, значится «Анализ рынка». Но на самом деле обложка взята с другой книжки, чтобы обмануть любопытную секретаршу, а под ней находится потрясающе захватывающее чтение — «Internet Unleashed», что в вольном переводе означает «освобожденный интернет». И подумать только, что совсем недавно она, потому что ей лень было читать многостраничную инструкцию, не могла вставить кассету в видеомагнитофон.

Это становилось опасным. Она угрожающе близко подбиралась к состоянию, когда мужчина опять заполняет весь ее мир. Ей не хотелось этого. Это должна быть дружба. Отнюдь не любовь! Сейчас она впервые, думая о Якубе, использовала это слово. Она не хотела никакой любви. Любовь включает в себя страдание. И оно неизбежно, хотя бы при расставаниях. А они расстаются каждый день. Дружба — нет. Любовь может быть неразделенной. Дружба — никогда. Любовь преисполнена гордыни, эгоизма, алчности, неблагодарности. Она не признает заслуг и не раздаст дипломов. Кроме того, дружба исключительно редко бывает концом любви. И это не должна быть любовь! Самое большее — асимптотическая связь. Она должна непрестанно приближать их друг к другу, но так и не наградить прикосновением.

Да она и не любит его! Это просто очарованность женщины, на которую не обращает внимания муж. К тому же он виртуальный. Она не может с ним взять и согрешить. Хотя сегодня она чувствовала, что, несмотря на это, ей хочется сорваться с этой асимптоты и прикоснуться к нему. Неужто это было бы грехом?

Она ждала его, однако он не возвращался с собрания. Надо было что-то делать, чтобы настроение улучшилось. Ей всегда помогала парикмахерская. Она позвонила пани Ивоне. Та могла принять ее. Правда, только после восьми вечера. Но ей некуда было спешить. Мужа дома нет. Вчера он уехал куда-то по служебным делам. Она ответила, что с удовольствием придет даже позже.

Пани Ивона была хозяйкой одного из самых необычных парикмахерских салонов, который сама она предпочитала называть «студией». Он находился в центре Варшавы неподалеку от Политехнического института. На втором этаже довоенного дома. На стенах современная графика, кожаные кресла, помощница, встречающая у входа, записи в компьютере о том, какие «процедуры» предпочитают клиентки. Изысканная музыка в «студии» и даже в туалетах, где пахнет жасминовым дезодорантом. Островок роскоши на втором этаже серого дома. Пани Ивона знала, что посещение парикмахерши — переживание куда более интимное, чем даже визит к гинекологу. У нее не только укладывают волосы. У нее зачастую начинают строить планы на жизнь.

Когда она вошла, жизнь в «студии» все еще била ключом. Почти все кресла были заняты. Ивона оторвалась от головы клиентки и подошла к ней. Они уже давно были на «ты». Она делала прическу только у Ивоны.

— Подожди чуточку. Я освобожусь, прежде чем ты допьешь кофе.

Она села в свободное кресло около столика с газетами. В тот же миг практикантка подала ей на серебряном подносе чашку с кофе.

Она почувствовала вкус своего любимого сорта виски. Подняла голову и с благодарной улыбкой взглянула на Ивону.

«Откуда ей известно?» — подумала она.

Ивона была, пожалуй, самая эффектная из всех знакомых ей женщин. Около тридцати лет, длинные белокурые волосы, неизменно безукоризненный сдержанный макияж. Облегающие брюки, мини-юбки, длинные юбки с разрезом чуть ли не до паха. Почти всегда декольте. Узкие ладони с ногтями, обещающими боль, если их вонзить в спину. И грудь. Великолепная грудь.

Ивона отлично знала, какие мысли и чувства переполняют мужей и женихов, ожидающих своих жен и невест и алчно поглядывающих на нее из-за газет, которыми они маскировали свою заинтересованность ее телом.

И она тоже знала. Как-то — дело было летом — она пришла сюда, не записавшись предварительно. Естественно, ей пришлось ждать. Почти два часа. Со своего кресла она насмотрелась на этих мужчин. Они жадно — заметно было, что мозги у них стекли вниз, — наблюдали за каждым движением Ивоны. В тот жаркий вечер на Ивоне были обтягивающая оливковая блузочка, открывающая живот, и черные в облипочку брюки. И была она босиком. Фоном служили песни Брайана Адамса. Наклоняясь над головой клиентки, она выпячивала попку. На спине над узким пояском черных брюк видна была красно-синяя татуировка. Роза, наполовину прячущаяся под брюками, наполовину открытая взглядам.