Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, полководческие таланты Дюплесси трудно сравнивать с таковыми у Тюренна. Но, возможно, он был одним из тех, кого виконт имел в виду, когда говорил: «Болван иногда может загнать меня в тупик эффективнее, нежели способный генерал». Наполеон критиковал Тюренна за вступление в бой из-за численного превосходства противника. Тем не менее, Анри вряд ли мог избежать сражения с Дюплесси, но удача отвернулась от него, и в его армии не было старых солдат, на которых он мог бы положиться. Кроме того, в этой кампании виконт зависел от эрцгерцога и не мог действовать в соответствии со своими собственными планами, хотя Леопольд и не имел никакого отношения к поражению при Шам Блан[73].
Еще 2 декабря 1650 г. супруга Конде официально попросила парламент либо освободить арестованных, либо судить их. Дело сдвинулось с места, когда 15 декабря королевская армия разбила силы Тюренна. Мазарини вернулся в Париж триумфатором и ослабил бдительность, проглядев заключение против него союза парламентских фрондеров с кондеянцами. 30 декабря парламентарии единогласно решили просить королеву освободить принцев. Кардинала стали считать главным виновником внутренних междоусобиц, а популярность заключенных росла. В этой ситуации в январе 1651 г. Гонди и Гастон Орлеанский объявили о своем сочувствии принцам, а 4 февраля парламент принял ремонстрации об их освобождении и отставке первого министра. В ночь на 7 февраля кардинал бежал из Парижа, сначала в Сен-Жермен, а затем в Германию. А Луи Конде возглавил новую Фронду (Фронду принцев), став самым опасным врагом для королевы и Мазарини. Его въезд в Париж 16 февраля вместе с братом и зятем был триумфальным. Тюренн и другие фрондеры возвратились в столицу в мае.
В отличие от коллеги по оружию, Анри не выглядел триумфатором, но не это стало главным в его последующих действиях. Противоречивые чувства – элементарная ревность к принцу крови и неприязнь к Мазарини – отходили на задний план по сравнению с его рассудительностью и проницательностью. Он уже иначе смотрел на происходящее и видел будущее, а его коллега принц – пока нет.
Противостояние
Для спасения государства достаточно одного великого человека
В литературе есть мнение, что «заточение повлияло на характер принца: исчезла его великолепная беспечность и уверенность в том, что великого полководца невозможно лишить свободы», что «он стал подозрительным до мнительности, и не без основания – в окружении королевы на самом деле обсуждались планы его нового ареста и, возможно, убийства»[74]. Луи демонстративно уехал в свой замок, потребовав гарантий безопасности и удаления от двора сторонников Мазарини. Но, скорее всего, то была новая тактика поведения гордого аристократа, отнюдь не потерявшего, как покажет будущее, свою отчаянную храбрость. Ему-то, сыну человека, имевшего возможность при благоприятных обстоятельствах стать королем, но при этом не избежавшего заточения, было не знать, что принца крови и полководца можно лишить свободы точно так же, как любого подданного!
В июле парламент попросил королеву дать ему необходимые гарантии. Анна Австрийская объявила об отставке трех мазаринистов, но Конде потребовал новых заверений. Регентша вышла из себя и 17 августа обвинила принца в сговоре с Мадридом. Но по совету осторожного Мазарини, с которым она постоянно переписывалась, приуроченная к совершеннолетию короля декларация от 5 сентября объявила Конде невиновным. И все же Гонди именно тогда в обмен на сан кардинала пообещал королеве организовать сопротивление принцу в парламенте. Намечавшийся хрупкий альянс мазаринистов и парламентариев скрепляла лишь общая вражда к принцу крови.
7 сентября 1651 г. парламент провозгласил совершеннолетие Людовика. Сам принц там не присутствовал. Он пребывал в мрачном настроении и понимал, что эта дата наделит короля реальной властью, и знал, что восстановил против себя королеву, которая, видя в нем главное препятствие к возвращению кардинала, не остановится ни перед чем, чтобы погубить его или выслать. Правда, Луи послал королеве письмо, поздравив ее с совершеннолетием сына и в куртуазных фразах объяснив свое отсутствие. Но Анна Австрийская в его уклончивых словах увидела личное оскорбление и произвела перемены в правительстве, изгнав из Узкого совета ставленников Конде. Еще она приказала разоружить отряды принца в Шампани, но они оказали вооруженное сопротивление[75].
В сентябре 1651 г. принц, собрав в Бордо ополчение, подчинил южные провинции и поставил цель захватить столицу. Под его знамена встало немало аристократов, а постоянной опорой принца являлась его Бургундия, где он всегда мог достать людей и деньги. У значительной части дворян еще сохранялось традиционное мышление, кодекс чести, который включал в себя соблюдение верности вассала своему сеньору. Дело доходило до парадоксов. Когда осаду одной из бургундских крепостей приехал посмотреть юный Людовик XIV, сторонники принца приветствовали его с высоты крепостных стен, но затем сразу же начали стрелять. Король подвергся серьезной опасности – в двух шагах от него был убит офицер его свиты.
8 октября Людовик объявил Конде мятежником, а 31 октября по приглашению королевы Мазарини прибыл в Пуатье. Обидевшись на власть, которую он сам желал иметь, и которая ныне стала его врагом, и повинуясь своему горячему темпераменту, принц отправил во Фландрию маркиза Силлери к испанскому послу графу Фуэльсанданья выяснить, какую помощь может предоставить ему его король Филипп IV. 6 ноября 1651 г. победитель при Рокруа и Лансе заключил союз с Испанией – своим недавним противником[76]. Ведь для двора он все равно являлся мятежником!
Союз с Мадридом в условиях продолжавшейся войны с Испанией был самой большой политической ошибкой принца за всю его жизнь. Анти-испанские чувства были традиционными для французов, и особенно сильны в чиновных кругах, культурных обществах и салонах, среди крестьян Северной Франции. Да и многие