А что же со вторым мечом? Листья огибали его заранее. Они не прикасались к лезвию; листья плыли мимо. Таково было энергетическое поле меча – листья боялись его коснуться. Они оставались целыми, потому что обходили меч стороной – оплывали его.

Это второй вид защиты. На такого человека просто боятся нападать. Или не получают возможности его тронуть; течение жизни уносит злых и опасных прочь, не давая им осуществить недоброе намерение. Вот какая защита бывает у святых, у праведных и необычайно сильных духом. И у тех, у кого есть особая миссия в этом мире. Причем сам человек может и не знать, что к нему приближались враги. Он поглощен своим делом и даже не заметил опасности…

Но это редкие люди и исключительная защита; высший пилотаж. А вот первый вид энергетической защиты встречается не так уж редко. Если в вашей жизни такое бывало, если нападавшие получали ответ, нужно понять главное – вы полезны и ценны для других людей, вы приносите пользу обществу, вы нужны. И надо увеличивать эту нужность и полезность. Тогда увеличатся наши силы. И, возможно, вы обретете вторую степень защиты, листья будут огибать меч…

То, что мы считаем злобой, а потом корим себя и виним, это не злоба.

Это усталость чаще всего. Измотанность. Раздражение, которое так легко возникает у утомленного человека. Хотя на вид это злость. Грубость. Плохие слова, которые срываются с языка. И потом тяжело на душе…

Настоящая злоба расчетливая, практичная и холодная. Злой человек только имитирует гнев; только изображает страсть. На самом деле он спокоен и холоден, как пустота, как вакуум, как искусственный лед. Потому что настоящий лед не так холоден, как сердце злого человека. И ругань его расчетлива и манерна. Он умело вставляет в текст бранные слова, витиевато, мастерски…

Ученые работали с настоящими преступниками в тюрьме; большинство злодеев были довольно спокойными людьми. И свои преступления они совершали в трезвом рассудке, для выгоды или для удовольствия от чужих страданий. Не такие уж они раздражительные были, эти закоренелые разбойники.

Усталость и издерганность – это не злость. Надо сдержать их, преодолеть; как это трудно! Один писатель вспоминал, как его мама в голодные и тяжелые послевоенные годы пыталась вставить в печку выпавший кирпич.

Руки в золе, кирпич выпадает, чем детей кормить – непонятно, а на мужа пришла «похоронка»… Она стояла на коленях перед печкой, эта измученная мама, и, наверное, ругалась плохими словами.

А мальчик пришел с улицы; в руке – травинка. Он под снегом нашел зеленую травку и изумился. Травка живет под снегом, представляете? Она зеленая! Мама, смотри! И мама нашла силы не заорать – кто бы ее обвинил? Она обернулась и сделала над собой усилие. Сказала; да, мол, действительно зеленая травка. Здорово, сынок. Скоро весна…

И всю жизнь мальчик помнил эту историю. Даже в книге ее описал. Он сердцем понял, как трудно было маме сдержаться. И мы все понимаем, конечно. Как это трудно, когда все плохо, когда ты невыносимо устал, когда силы кончились, – так тяжело сдержаться. И без раздражения ответить. Или смолчать; по-доброму смолчать и кивнуть…

Вы не злые. Просто иногда очень уставшие. А настоящие злые не устают; они в вечном движении, как акулы. Они не знают покоя. И не ведают раскаяния. Которое так часто мучает добрых утомленных людей; потом, когда усталость выплеснулась в раздраженных словах, в грубом окрике.

Надо сдержаться. Это очень трудно. Это требует усилия, а сил и так мало. Вдохните и выдохните. Посмотрите на мир за окном; пока еще холодно. У нас еще снег и лед… Но под снегом действительно живет зеленая травка; а под коркой раздражения и усталости живет любовь. Пусть живут. Скоро весна.

В кафе при отеле за угловым столиком

сидел мужчина с рыжей бородой, как у Барбароссы. Два дня он мирно пил кофе за угловым столиком. Это стало его местом. Хотя свободных мест полно, но в углу уютно. И столик сервирован на одного.

Потом приехал полный мужчина-брюнет. Он почему-то ходит по отелю в халате. Ну, мало ли. Может, ему одежда давит и стесняет движения. Вот он и надел просторный халат, как платье Хемуля. И на завтраке сел за угловой столик; на место Барбароссы. Тот огорчился, видимо. Покружил вокруг бывшего своего столика с чашкой кофе, а потом сел неподалеку и недружелюбно стал смотреть на мужчину в халате.

Это же повторилось за обедом и за ужином. Мужчина в халате приходил самым первым. Первее всех. И перед ужином он даже специально быстро-быстро пошел к столику, проворно обогнав Барбароссу. Обошел его спортивной ходьбой. И победно сел. Барбаросса что-то буркнул себе под нос и сел за другой столик. И смотрит недобро так.

Потому что принесли вкусную жареную индейку, повар от нее отрезает ломтики и раздает желающим. В центре зала. А мужчина в халате боится встать, потому что рыжебородый мужчина сидит напряженно, сгруппировавшись, чтобы занять место. Официант еще не принял у них заказы, столики пустые, не доказать, кому столик принадлежал.

И полный брюнет растерянно озирался. Ему и индейки хочется, и столик не хочется терять. А Барбаросса смотрит как тигр! Хочет прыгнуть и занять свое место, когда брюнет в халате встанет. И за индейкой не идет, чтобы не упустить момент.

На этом интригующем моменте я допила чай и вышла из зала, унеся в кармане завернутые в салфетку кусочки. Там щенок живет рядом с отелем, я ему отношу еду, то, что можно взять. Тефтельку или сосиску из своей порции.

А сегодня я видела этих двоих: Барбароссу и мужчину в халате. Они оба сидели в углу, просто второй стул придвинули к столику. И пили напитки. И рыжебородый что-то громко рассказывал по-немецки, а мужчина в халате хохотал до слез и вставлял одобрительные итальянские слова. Им было очень весело. И места вполне хватило.

Места на свете очень много, вот что я вам скажу. Всем хватит места под солнцем: и мужчинам, и женщинам, и детям, и котам, и щенкам. Мы всю эту толкотню и ненужную конкуренцию устраиваем сами. Можно обойтись без войны иногда. Можно просто придвинуть второй стул и отнести щенку сосиску. Это нетрудно. А настроение сразу становится лучше…

Иногда сама жизнь указывает на тех, кто нам по-настоящему близок.

Отношения изменчивы, и не всегда они хороши