Заурядно и одинаково. У служащих было подобие униформы, которой у меня не было. И это меня озадачило.

Пришлось идти в местный торговый центр и подбирать там соответствующую экипировку. Я обрядилась в наряд студентки, белую блузку на перламутровых кнопочках и серую длинную юбку. Пришлось и причёску собрать в строгий узел на макушке. Осмотрев себя в зале показа в зеркальной стене уже в «Мечте», я вздохнула. В таком вот обрамлении, утратив яркость одеяний, я будто потеряла часть своей индивидуальности. Став как все, я выглядела мило и скромно. Поэтому я решила подкрасить глаза, чтобы усилить яркость лица. Став похожей на местную и несколько припозднившуюся со своим обучением студентку, поскольку в большинстве они были юными и только в меньшинстве постарше, я невольно задумалась о значении для женщин их внешнего оформления. Если оно красочное, даже самая незначительная пичужка радует глаз, и только их пение никак не связано с красотой их оперения. Но, в общем, я осталась довольна, решив, что похожа на образец аккуратной и серьёзной практикантки, а не на разлохмаченную и не выспавшуюся какую-нибудь студентку с вечно оборванными пуговками и мятыми складками юбки. Я старалась не думать о предстоящей встрече, не понимая её цели, чтобы не утратить своего безмятежного, как мне хотелось верить, вида.

Войдя в просторный холл «Зеркального Лабиринта», я остановилась потрясённая. Стены были украшены картинами Нэиля! Но не теми, созданными в красках, и которые Рудольф приобрёл в салоне столичного Дома творчества. Тут были их объёмные подобия. Казалось, они отделяются от стен и парят в пространстве. Скалы, озёра, леса и кристаллические города, выдуманные Нэилем, переливались, создавая иллюзию своей подлинности. Я восхищённо бродила вдоль рукотворной, или чем там её создали? красоты. Здешний мир поражал своими чудесами и возможностями. Я утратила понимание времени и пространства. Мне казалось, что я уже и не здесь, а где-то в фантазиях, ставших подлинными, и мне не хотелось возврата. Мне казалось, вот сейчас я увижу его, моего Нэиля, он появится из-за той туманно — синей скалы. Он выйдет из того странного арочного сооружения, и я направилась к иллюзорной белой дороге, увлекающей зрение в ажурные переплетения зданий, зависших на разных уровнях над голубой водой. А у самой воды не было берегов на другом её конце, то есть и конца у неё не было…

Я уткнулась носом в стену! У меня сжалось сердце, и слёзы прожгли изнутри мои глаза, но я усилием воли подавила их, боясь заплакать и помня о накрашенных загнутых ресницах. Меня мягко тронули за плечо, я вздрогнула и, обернувшись, увидела, что позади меня стоит неправдоподобно красивый юноша, высокий, широкоплечий, с длинными тёмными волосами и синеглазый. Волосы были собраны сзади в смешной хвостик, как делают ремесленники и простые рабочие, но ему это шло. Будто он жил в сказочных пейзажах и городах, поскольку его костюм поражал. Ни одного шва или застёжки. Хотелось чисто профессионально потрогать ткань рукой. При движении в складках его одежды как бы мерцали отсветы молний. За пределами «Лабиринта» так никто не ходил. Система зданий имела строгую пропускную систему, и так просто сюда было не войти. Я же прошла, потому что была занесена в базу данных на пропускном контроле.

— Нэиль, — произнесла я глупо, ясно видя, что он не Нэиль.

— Артур, — сказал парень с тем певучим акцентом, который сказал мне всё, и протянул руку. Я невольно прикоснулась к открытой ладони, она была нежная ещё по-мальчишески, с длинными красивыми пальцами. — Вас ждут, — он повёл меня вглубь.

Мы шли через много дверей, и все они открывались сами и закрывались бесшумно за нашими спинами, скользя в стороны. Мы не встретили никого. Всюду было пустынно и гулко. Прозрачная и узкая комната, называемая лифтом, как узнала я потом, поехала вниз. За синими стенами мелькали дивные сооружения, ни на что не похожие. Глядя сквозь эти стены, я искоса наблюдала моего провожатого. Он добро сиял глазами, глядя тем не менее в упор, что не было вежливо, но я не стеснялась, ведь он был так молод. Мне было очевидно, — я понравилась ему. Вырядившись скромно, я неожиданно помолодела.

Потом мы ехали с ним в прозрачной штуковине по загадочным тоннелям, очень быстро, и всё сливалось за сферой странной машины. Выйдя в серебристый тоннель, мы пошли вглубь и остановились у сплошной стены. Он нажал браслет, у меня был похожий, но проще устроенный. Часть стены молниеносно исчезла, ушла вглубь другой стены, а я увидела странное опять же место. Оно было просторным и пустынным, если в целом.

У одной из стен, цвет которой был скорее белым, с серебристым и еле заметным как бы напылением, стояла зеленовато-золотистая конструкция, вроде стола, а поверху сфера — шар. Наверное, светильник? Поскольку шар светился перламутровым мягким светом, меняясь постоянно в своих оттенках. Рудольф сидел в круглом кресле за столом-кристаллом, одетый в похожий костюм, как у Артура, с мерцающими молниями в складках загадочной ткани. Очевидная тонкость ткани одновременно создавала впечатление, что одежда металлическая, как и само помещение, хотя ни он сам, ни стены, замыкающие пространство, не являлись металлическими. Увидев меня, в первое мгновение он посмотрел точно так же, как при нашем последнем разговоре у пропускного пункта в стене, когда предлагал мне сесть в его машину… Я ощутила слабость, будто провалилась в тот самый день… Но так не было! Понимание, где я, вернуло здравомыслие. Или я хорохорилась, а здравомыслие отказало мне в тот самый момент, когда я решилась сюда притопать. Для чего? Ведь все дела всегда улаживала Эля у своего Инара — главы Хозуправления. Как ни тщилась Эля скрывать от всех свою связь с Инаром Цульфом, о том знали. Любопытства к личным тайнам такого вот блёклого и обтекаемо-неуловимого по своим качествам человека, но влиятельного бюрократа, между тем хватало. Он жил одиноко, и иным женщинам его одиночество казалось заманчивой возможностью войти с ним в Храм Надмирного Света, если не самим, то их дочерям. В падшей женщине, моей помощнице, никто соперницы не видел.

Артур ушёл, и стена сдвинулась. Мы остались одни в замкнутом пространстве. Необычность помещения и всё прочее вызывали дискомфорт, пограничный с колеблющейся зыбкостью во всех наличных чувствах, как во сне. Возможно, я даже и пошатывалась, не знаю, как было на самом деле. Он уже не смотрел на меня, перевёл взгляд на шар, а шар менял цвета, пульсируя внутри своего объёма.

— Садитесь.

Несмотря на почти физически ощутимую ласку голоса, мне по-прежнему хотелось