Она не ответила, и я подумал, что ей пришлось обойти дом и подняться по черной лестнице. Значит, она знала, как пройти?

Воцарилось неловкое молчание. Она посмотрела на Даспри. По инерции, как сделал бы это в любой гостиной, я представил его. Затем попросил даму сесть и изложить цель ее визита.

Незнакомка сняла вуаль, и я увидел, что она брюнетка с правильными чертами лица, быть может, не красавица, но во всяком случае бесконечно очаровательная женщина, что исходило в основном от ее глаз, серьезных и печальных.

— Я мадам Андерматт, — сказала она просто.

— Мадам Андерматт! — повторил я, не переставая удивляться.

И снова — молчание, но вот она заговорила тихим голосом, все больше обретая спокойствие:

— Я пришла по поводу известного вам дела. Подумала, что, может быть, смогу получить от вас какие-нибудь сведения…

— Боже мой, мадам, я знаю обо всем этом не больше того, что пишут в газетах. Будьте любезны, скажите точнее, чем я могу быть вам полезен.

— Я не знаю… Не знаю…

Только тогда я заметил, что ее спокойствие было наигранным, а самообладание — только видимость, за которой скрывается огромная растерянность. И мы замолчали, почувствовав себя одинаково неловко.

Но Даспри, все это время наблюдавший за гостьей, подошел к ней и сказал:

— Вы позволите, мадам, задать вам несколько вопросов?

— О да! — воскликнула она. — Так я смогу все рассказать.

— Вы будете говорить… какие бы вопросы вам ни задавали?

— Да, какие угодно.

Он подумал и произнес:

— Вы знали Луи Лакомба?

— Да, через мужа.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Когда он ужинал с нами.

— В тот вечер ничто не могло навести вас на мысль, что вы его больше не увидите?

— Нет. Он действительно упомянул о путешествии в Россию, но просто так, мимоходом!

— Значит, вы полагали, что увидите его снова?

— Через день за обедом.

— И как вы объясняете исчезновение Лакомба?

— Я никак не могу его объяснить.

— А месье Андерматт?

— Не знаю.

— Однако…

— Не спрашивайте меня об этом.

— Статья в «Эко де Франс», кажется, намекает…

— Она намекает на то, что браться Варен имеют какое-то отношение к этому исчезновению.

— Вы тоже так думаете?

— Да.

— На чем основано ваше убеждение?

— Когда Луи Лакомб уходил от нас, в руках он держал портфель со всеми бумагами, относящимися к его проекту. Через два дня мой муж встречался с одним из братьев Варен, с тем, что жив, и во время этой встречи муж получил доказательство того, что бумаги находятся в руках братьев.

— И он их не выдал полиции?

— Нет.

— Почему?

— Потому что в портфеле, помимо бумаг Луи Лакомба, находилось кое-что другое.

— Что?

Она смутилась, собралась было ответить, но в конце концов предпочла молчать. Даспри продолжал.

— Вот, значит, какова причина, заставившая вашего мужа не обращаться в полицию и установить слежку за братьями. Он надеялся вернуть бумаги и вместе с ними то, другое… нечто компрометирующее, чем воспользовались братья, чтобы воздействовать на него, шантажировать…

— Его… и меня.

— О! Вас тоже?

— В основном меня.

Она произнесла эти слова сдавленным голосом. Даспри посмотрел на мадам Андерматт, прошелся по комнате и опять вернулся к ней:

— Вы писали Луи Лакомбу?

— Конечно… мой муж был связан…

— Вы не писали Луи Лакомбу… других писем, помимо официальных? Простите мою назойливость, но мне необходимо знать всю правду. Писали вы другие письма?

Заливаясь краской, она прошептала:

— Да.

— И эти письма попали к братьям Варен?

— Да.

— Значит, месье Андерматт знает об этом?

— Писем он не видел, но Альфред Варен сообщил ему об их существовании, пригрозив, что опубликует, если муж предпримет что-либо против него или его брата. Мой муж испугался… отступил, не желая скандала.

— Однако пустил в ход все средства, чтобы вырвать у них эти письма.

— Все средства пущены в ход… по крайней мере я так думаю, ибо с той последней встречи с Альфредом Вареном после нескольких очень грубых слов, в которых он изложил суть их разговора, между мужем и мной больше не существует никакой близости, никакого доверия. Мы живем как чужие.

— В таком случае, если вам нечего терять, чего вы боитесь?

— Какой бы безразличной я не стала для него, я все же та, которую он любил и мог бы еще любить. О, в этом я уверена, — прошептала она с жаром, — он и любил бы меня до сих пор, не подвернись ему эти проклятые письма…

— Как! Ему удалось… Но ведь братья были очень осторожны!

— Да, хвастались даже, что у них есть надежный тайник.

— И что из этого?..

— У меня есть все основания думать, что мой муж нашел этот тайник!

— Надо же! Но где он находится?

— Здесь.

Я подскочил.

— Здесь?

— Да, я это всегда подозревала. Ауи Лакомб, человек очень изобретательный, обожал механику и в свободное время для развлечения мастерил потайные ящики с замками. Братья Варен, видимо, заметили это, и впоследствии использовали один из его тайников для хранения писем… и, конечно, других вещей тоже.

— Но они же не жили здесь, — воскликнул я.

— Вы приехали четыре месяца назад, а до этого павильон пустовал. Вполне возможно, они приходили сюда и, наверное, решили, что ваше присутствие не помешает им в тот день, когда понадобится забрать бумаги. Но они не приняли в расчет моего мужа, который в ночь с 22 на 23 июня взломал тайник, взял… то, что искал, и оставил свою карточку, хотел показать братьям, что ему больше незачем их бояться и что роли поменялись. Через два дня, предупрежденный статьей в «Жиль Блаз», Этьен Варен спешно явился в ваш дом, остался один в этой гостиной, обнаружил, что тайник пуст, и покончил с собой.

Через секунду Даспри спросил:

— Это просто предположение, не так ли? Месье Андерматт ведь ничего вам не сказал?

— Нет.

— Его поведение по отношению к вам не изменилось? Не показался ли он вам помрачневшим, более озабоченным?

— Нет.

— И вы полагаете, что он мог бы вести себя так, если бы нашел письма! Я же думаю, что у него их нет. Мне кажется, сюда приходил не он.