– Тогда, по телефону, ты ответил «понятно» и положил трубку. Ни о чем не споря. Ничего не выясняя. Вот я и подумал, вполне естественно, что кое о чем ты догадывался и сам.

– Если меня сильно обидеть, у меня слова в горле застревают, – признался Цкуру.

Ничего не сказав на это, Синий отщипнул от булки еще кусочек, раскрошил его и бросил ворковавшим у их ног голубям. Птицы тут же слетелись на пиршество. Похоже, Синий проделывал это уже не раз. Возможно, в обеденный перерыв часто приходил сюда один и делил свой обед с голубями.

– Так все-таки – в чем причина? – спросил Цкуру.

– Ты что же, действительно ничего не знаешь?

– Действительно ничего.

И тут в кармане у Синего затрезвонил мобильник. Достав его, Синий бросил взгляд на имя звонящего, с бесстрастным видом нажал «отбой» и спрятал трубку в карман. Мелодию, прозвучавшую только что, Цкуру сразу узнал. Песенка из далекого прошлого, крутившаяся в хит-парадах, кажется, еще до его рождения. Он слышал ее не раз, вот только название никак не вспоминалось.

– Если важный звонок, я подожду, – сказал Цкуру.

Синий покачал головой.

– Да нет, пустяки. Не такой уж и важный. Успеется.

Цкуру откупорил минералку, сделал глоток.

– Ну? И за что же вы так сильно захотели выкинуть меня из друзей?

Синий подумал секунд пять. А затем сказал:

– Если ты говоришь, что ничего не знаешь, стоит ли понимать тебя так, будто у тебя с Белой… как бы лучше сказать… ну, никакого секса не было?

Лицо у Цкуру непроизвольно перекосилось.

– Секса? Что за…

– Белая сказала, что ты ее изнасиловал, – с явным трудом произнес Синий. – Лишил девственности против ее воли.

Цкуру хотел что-то сказать, но не мог. Несмотря на выпитую воду, горло пересохло до боли.

– В то, что ты на такое способен, я поверить не мог. И остальные двое тоже. Ни Черная, ни Красный не верили. Все-таки ты не маньяк, отравляющий людям жизнь. И не подонок, привыкший размахивать кулаками. Это мы все понимали. Но Белая говорила очень серьезно и помнила все в подробностях. Сказала, что у тебя два лица. Одно внешнее, другое внутреннее. То есть совсем другое. Какого не представить и в страшном сне. Когда мы услышали это, никто даже не знал, что сказать…

Цкуру долго молчал, закусив губу. И наконец спросил:

– А как насиловал, рассказала?

– Еще бы. Во всех подробностях. Таких, что хотелось уши заткнуть. Лично я едва дослушал. Слишком тяжело, слишком горько. Как ножом по сердцу, буквально. Да и сама она извелась, пока рассказывала, всю от ярости колотило, будто подменили человека… В общем, по ее словам, в Японию приезжал какой-то известный пианист, она поехала в Токио на его концерт и остановилась переночевать у тебя дома в Дзиюгаоке. Ну то есть родителям сказала, что остановится в отеле, а деньги решила потратить на что-нибудь еще. Конечно, оставаться на ночь с парнем наедине – дело рисковое, но раз этот парень – ты, она ничуть не беспокоилась. А ты среди ночи пришел к ней и взял ее силой. Она пыталась сопротивляться, но ее парализовало. Перед сном ты угощал ее саке. Видимо, тогда и подмешал какой-то дряни… Вот такая история.

Цкуру покачал головой.

– Но Белая никогда не была у меня в Токио. И уж тем более не ночевала…

Синий чуть заметно пожал широкими плечами. Поморщился, будто съел что-то горькое, отвел глаза и сказал:

– Нам оставалось только верить ей на слово. Она сказала, что до этого была девственницей. И что когда ты напал на нее… – Он поморщился. – Вся эта страшная боль, море кровищи… Вот и думай: зачем бы ей сочинять для нас такие жуткие интимные подробности? Из нас троих никто на это ответить не смог…

Цкуру окинул взглядом профиль Синего.

– Ладно, – сказал он. – Это вопрос отдельный. Но почему вы первым делом не спросили меня? Разве нельзя было дать мне хоть шанс оправдаться? А не судить меня за глаза?

Синий вздохнул.

– Конечно, ты прав… Если смотреть сегодняшними глазами. Разумеется, нужно было прежде всего успокоиться и послушать, что скажешь ты. Но тогда мы этого не смогли. Сама ситуация не позволяла. Белую всю трясло. Что с ней будет дальше в таком состоянии, никто не знал. Поэтому сначала мы решили успокоить ее саму, как-то оградить от наползавшего хаоса. Не скажу, что мы поверили ей полностью. Если честно, мелькала мысль, что все это немного странно. Но и на чистую выдумку не похоже. Такой жуткий рассказ не может не быть правдой хотя бы наполовину… Так нам тогда показалось.

– И поэтому вы решили от меня избавиться?

– Да ты пойми, Цкуру. Мы просто не знали, что и думать! Творится какой-то кошмар, всем больно и обидно, кому верить – сам черт не разберет. И тогда Черная первая встала на сторону Белой. И от ее имени потребовала, чтобы мы перестали с тобой общаться. Не подумай, что я оправдываюсь, но… обе так надавили на нас с Красным, что просто не оставалось ничего другого.

Цкуру вздохнул.

– Не знаю, поверишь ты мне или нет. Но я, конечно же, не насиловал Белую, и секса у нас с нею никогда не было. Даже намеков на это не припомню.

Синий кивнул, но ничего не сказал. Верь, не верь – все равно: слишком давно все было. Как для остальных троих, так и для него самого.

Из кармана Синего вновь донеслась мелодия. Достав телефон, Синий проверил имя звонящего и посмотрел на Цкуру.

– Прости. Я отвлекусь на минутку?

– Конечно, – ответил Цкуру.

Прижав к уху трубку, Синий поднялся и отошел. Судя по лицу и жестам, говорил с клиентом о предстоящей сделке.

И тут Цкуру вспомнил, что за мелодия играла у Синего в мобильнике. Элвис Пресли, «Viva Las Vegas!»[27]Мягко сказать, не самый подходящий телефонный гимн для деловитого продавца «Лексусов». Все больше вещей и событий на белом свете приобретало оттенок ирреальности…

Наконец Синий вернулся и снова сел.

– Извини, – сказал он. – Решал тут кое-что.

Цкуру бросил взгляд на часы. Отмеренные ему полчаса истекали уже совсем скоро.

– Зачем же Белой понадобилось сочинять такую галиматью? И обвинять в ней меня?

– Этого я не знаю, – ответил Синий, решительно покачав головой. – Ты уж извини, но что там случилось между вами в действительности – для меня загадка. И тогда, и теперь…

Что такое действительность, чему верить, чему нет – от подобных вопросов в душе у Синего раздрай, понимал Цкуру. А к раздраю в своей душе его бывший друг, увы, не привык. Все-таки его лучшие качества проявлялись в игре по установленным правилам, в стабильной команде – и на конкретном поле.