– Помогите! Кричала Любка.

Черт! – в сердцах выругался Гошка, посмотрел вслед убегающему Валерке и повернул в другую сторону.

Что за манера у этой девчонки все время попадать в какие-то неприятности?

«Нет, – как заклинание в сотый раз повторял про себя Снежкин. – С женщинами связываться ни в коем случае нельзя! А то так и будешь их из разных неприятностей вытаскивать».

В подвале уже никого не было. Только потревоженные крысы беспокойно бегали из угла в угол.

Какие неугомонные покойники, – под нос себе пробормотал Гошка, выбираясь обратно в коридор. – Им уже давно по могилам лежать надо, а они все суетятся.

Идя на крики, Снежкин выбрался к большому залу. Тяжелые темные гардины лениво колыхались на сквозняке – в больших стрельчатых окнах не было стекол. По центру был сложен невысокий костер. Около него сидела потрепанная лохматая личность в порванном нарядном костюме.

Любку уже привязали к шесту в центре костра, и особо шустрый паренек подкладывал под нее солому. Рядом, завернувшись в плащ, стоял высокий молодой мужчина с пышной копной светлых волос, с худым резко очерченным лицом и жестким взглядом. Это был тот самый старик, что пришел в библиотеку посмотреть на скрипку. Только на старика он был совсем не похож.

Скажите им, что я никакая не ведьма! – кричала со своего возвышения Любка мужчине в плаще.

Я не могу, – пожал плечами тот. – Им надо выместить на ком-то свою злобу.

Это издевательство! Детей нельзя жечь! – захлебывалась словами девчонка.

При чем здесь дети? – лениво протянул мужчина. – Они считают, что несут тебе благо. Очищающий огонь освободит твою душу, и она взлетит на небо.

Не хочу я на небо! – рыдала Кондрашова, пытаясь освободить руки от веревок. – Мне и здесь хорошо! Забирайте свою скрипку и катитесь ко всем чертям! Что вы ко мне привязались?

Скрипка? – рассеяно переспросил мужчина. – Ах да! Вообще-то правильнее это назвать неким артефактом… – Мужчина осекся, поняв, что сказал лишнее. Прокашлявшись, он продолжил: – Его предыдущий владелец… скажем так, остался мне должен. Я с превеликим удовольствием поболтал бы с ним о том о сем, задал бы ему пару-тройку вопросов… – Мужчина покосился на человека, сгорбившегося около костра. – Однажды, давно, этот замечательный предмет уже попадал мне в руки, но обстоятельства, имевшие место быть… – Он опять сделал паузу. – Допустим, я его выиграл. Скрипка моя. Но она чертовски привязчива ко всем, кто берет ее в руки. К тому же вы все лишние свидетели. Ты меня понимаешь?

И не собираюсь понимать!

Ну ладно, – кивнул мужчина, поворачиваясь к лохматой личности. – Хорошие я в этот раз жертвы привел? – спросил он человека в лохмотьях. В его голосе слышалось удовлетворение потрудившегося на славу человека.

Но это же еще дети, – слабо качнул головой человек в порванной одежде.

Значит, их силы хватит надолго. Мы со скрипкой дольше проживем.

Твоя смерть будет ужасна. – Человек в лохмотьях поднял вверх дрожащий палец. – Как и моя… Умирать каждый раз так мучительно…

Ничего, потерпи, – «успокоил» его старик, – в следующий раз не будешь делать скрипок.

Да, – грустно кивнул человек в лохмотьях. – В следующий раз я придумаю что-нибудь другое. Например, бомбу.

Кто это? – подошел ближе Гошка.

Это великий магистр Юстин, – торжественно произнес старик. – Его подвела случайность. В его замке жил колдун. Однажды этот колдун творил заклинание, но его перебили. Так Юстин попал в сады Франзеума. Там он взял черный шар желания. И превратил его в скрипку, потому что очень хотел изобрести подобный инструмент. С тех пор из-за этой скрипки все время льется кровь.

А вы-то чего не померли? – нахмурился Гошка, краем глаза наблюдая, как растет гора хвороста под Любкиными ногами.

А я на ней не играл, не умею, – усмехнулся старик. – Я ею только владею. И даю ей время от времени прогуляться.

Значит, вы с ней живете вместе. Сколько она, столько и вы, – догадался Снежкин, с любопытством разглядывая помолодевшее лицо.

– Правильно, – кивнул бывший старик. – Только об этом никто не должен знать. Ведь желающих обрести бессмертие слишком много.

Не говори с ним, мальчик, – слабо отозвался Юстин. – Его слова яд. Этот яд много лет назад попал мне в уши, и теперь я обречен на тысячелетние мучения. Помнишь, мой бывший друг? – Юстин поднял бледное исцарапанное лицо.

Хватит разговоров! – отвернулся от него старик. – За дело! Эй, дайте огня!

Гошка оглядел зал. Воинов здесь было немного. Но даже с одним Снежкин не справился бы, с голыми руками против железных мечей не ходят. Если он сейчас кинется освобождать Любку, то его быстренько привяжут к тому же столбу. Юстин сидел безучастный ко всему. Видимо, это не первое в его жизни сожжение.

Что делать? Что делать?!

Они же призраки, – сам себя уговаривал Гошка. – Их нет. Они пятьсот лет как сгнили в своих могилах…

Слова звучали неубедительно.

Парнишка, что подкладывал под Кондрата дрова, ленивой походкой подошел к стене, вынул из гнезда факел.

Священника бы им, – произнес один из воинов. – Грехи отпустить.

– На небе им все простится, – отрезал старик. Парень с факелом пошел обратно. Движения его стали заторможенными, словно кадры в замедленном кино. Факел горел так же неспешно.

«Валерка! – мелькнуло в Гошкиной голове. – Если он умрет…»

Этого только не хватало! Видимо, Гребешкову стало совсем плохо, раз «изображение» растягивается.

Издалека раздался длинный протяжный звук скрипки.

«Жив еще!» – обрадовался Гошка, но тут же пожалел о своей радости.

Все вновь задвигались с нормальной скоростью. Пламя в факеле вспыхнуло. Парень бодрой рысцой побежал к костру.

Звук прервался. Реальность снова застопорилась. Парень замер, не добежав до костра двух шагов.

Я же говорил, – поднял руку Юстин. – Дети – существа непредсказуемые!

Старик недовольно свел брови и быстро пошел из зала.

Гошка бросился к Любке.

Георгий! – От переживаний этого дня Кондрашова совсем потеряла силы.

Хватит реветь, – оборвал ее Снежкин, усаживая на пол около стены. – И перестань звать меня Георгием! Гошка я, поняла?

Любка закивала так активно, что казалось, у нее оторвется голова.

Играй! – послышался раздраженный голос старика.

Ты не отобрал скрипку? – Руки и ноги у Любки затекли, поэтому Гошке пришлось ее стаскивать на себе.

Отберешь ее! – Снежкин опустил тяжелую Кондрашову на пол. – Я ему руку вывихнул. Он не должен играть.

Протяжный звук повторился. Парень с факелом добежал до костра и тут остановился, открыв рот.