Каждый его шаг — не его шаг. Престижный вуз, в котором он ничего не делал, но успешно закончил. Свободное распределение. Любой другой счастлив был бы как сыр в масле кататься. А он понимал, что это все выбрала для него мать. И теперь, как и всегда, уверена, что, о чем бы ни просила, сын не сможет отказать…

А здесь, в Испании, так хорошо без нее… Да! Но он ведь и тут не отдыхает и не развлекается, а опять пашет на свою сумасшедшую мамашу. Черти бы ее взяли!

На этот раз на счет Германа поступил очередной платеж из Амстердама. Это были деньги Анастасии. Каким образом мать переправляла их туда из Москвы, Германа Тоцкого не касалось, он с детства знал, что его мать способна провернуть любую махинацию. Вот только — врешь, не возьмешь — управлять собственным сыном даже ей не под силу. Платеж, однако, был кругленьким и составлял миллион в новенькой системе исчисления — евро. Следовало прикинуть, как с ним поступить наилучшим образом.

Тоцким и компании принадлежало уже несколько вилл и даже маленьких поселений на побережье Средиземного моря. Яхты, новенькие автомобили, гидросамолет, несколько кафе и ресторанов. Что-то было записано на Германа, что-то на его друзей-подлипал, которые полностью зависели от него финансово и спокойно разрешали Тоцкому распоряжаться их именем и подписью. Жаль, что российский гражданин в этой благословенной стране не может стать хозяином казино, тогда бы Германа даже не заботила мысль о том, куда вкладывать деньги, нажитые на фальсификации медикаментов и параллельных махинациях с ними.

Действительно, жаль. Если на настоящий момент казино представляет самую серьезную статью его расходов, было бы неплохо превратить эту статью в доходную. Герман на собственном опыте знал, что казино все равно остается в выигрыше, даже если ты сорвешь банк. Ну и что! Сорвать банк всего лишь означает, что у крупье именно за этим столом закончился запас фишек, стол покрывается черным сукном, и игра прекращается, пока запас не пополнится. Однако Герману до сих пор не удалось разорить даже отдельно взятый стол в казино, ни разу он не сорвал банк. Его матушку разорять было гораздо проще — при помощи все тех же азартных игр. При этих мыслях Герман усмехнулся.

Он спустился в подвал своего огромного каменного дома, чтобы выбрать там бутылочку коллекционного вина — никакого виски и никакого героина, пока он занимается делами. Один из его приятелей присоветовал недавно новый способ вложения больших сумм. Появился посредник, который предлагал частным коллекциям живописные полотна всемирно известных мастеров. Нет, конечно, Веласкеса и Иеронима Босха из Прадо не добыть, но вот рисунки Гойи или Сальвадора Дали — это вполне реально.

Также Германа очень интересовало старинное оружие — мушкеты и пистоли, а также холодная сталь дамасских клинков.

Может быть, действительно стоит задуматься о солидности, перестать широко кутить на все побережье, а осесть дома и собирать коллекции — самого различного плана. Живопись, кинжалы, да и то же вино, которое с возрастом стоит дороже золота.

Правда, в делах коллекционных ухо нужно держать востро. Вот недавно он приобрел превосходный стилет, но, как выяснилось, его обманули: стоило только показать стилет профессиональному антиквару, как оказалось, что исторической ценности сей предмет не имеет, хоть и выглядит достоверно, но только на первый взгляд. Герман тогда очень расстроился: придется теперь кому-нибудь подарить интересную вещицу, в собрании настоящего коллекционера не место подделкам…

Над Москвой гремели песни:

День Победы, как он был от нас далек,

Как в костре потухшем таял уголек…

Они слышались из репродукторов на госучреждениях, из открытых дверей ресторанов и кафе, из украшенных транспарантами, плакатами и гирляндами парков.

Клен зеленый, да клен кудрявый…

И даже из распахнутых навстречу весне окон простых горожан доносились лирические мелодии.

Бьется в тесной печурке огонь,

на поленьях смола, как слеза,

и поет мне в землянке гармонь

про улыбку твою и глаза…

Песни военных лет и более современные, но также посвященные этому поистине святому для всех живущих на земле празднику, лились со всех сторон. И город был убран празднично, но само ощущение праздника у многих людей отсутствовало.

Вход на Красную площадь 9 мая — во время празднования 60-летия Великой Победы — был только по пропускам. Нарядные трибуны были заняты иностранными гостями, сильными мира сего, государственными чиновниками различного масштаба, представителями прессы — но только не ветеранами той страшной войны. Их провезли во время парада в грузовиках. А некоторых так и попросту не пустили на Красную площадь — тех, кто не знал, где и как добывается пропуск на их собственный праздник.

Подготовка ко Дню Победы напоминала Олимпиаду-80, иногда казалось, что это только повод для столичных властей убрать из города «ненужных людей».

Накануне пресса и телевидение довольно доходчиво растолковывали москвичам — не злоупотреблять в праздничный день прогулками по центру города. Обыкновенным людям вежливо давали понять, что это праздник не для них. А салют — он и с окраины неплохо виден, к тому же на разгон облаков немалые деньги потрачены, погода обещала быть ясной. И пусть эти потраченные деньги пролились на поля и огороды Московской области ядовитым дождем, главное, чтобы небо над парадными трибунами было чистым…

Елисей Тимофеевич Голобродский трех суток не дожил до шестидесятого Дня Победы. Искренние речи звучали на его панихиде, где собрались немногие оставшиеся в живых однополчане и те, кто хорошо знал Голобродского в обычной мирной жизни.

Герой, прошедший дорогой войны, проживший тяжелую, но достойную жизнь. Он умер не своей смертью — в постели, от старости и вовсе не от длительных болезней. Честный и порядочный человек, который немало сил и здоровья отдал своей Родине, безо всякого пафоса и не требуя наград, геройски погиб в мирное время, фактически выполняя свой долг, пытаясь придать огласке чудовищное преступление.

Его соратники — Иван Силкин, Ефим Рафальский и многие другие — поклялись на его похоронах сделать все, зависящее от них, чтобы убийца был найден и наказан, а то расследование, которое привело к гибели их товарища, было бы доведено до конца.

Александр Борисович Турецкий вызвал своих товарищей для совещания.

Как обычно случается в подобных громких делах, сверху сразу же поступил звонок, было велено создать группу и приступить к расследованию немедленно. Генеральная прокуратура отреагировала оперативно — и Костя Меркулов, не мешкая, озадачил Турецкого новым делом.

Слава богу, уже много лет комплектацией команды, в компании с которой он должен кидаться на амбразуру, Александр Борисович формировал самостоятельно, варягов ему уже давно не навязывали.

Первой к нему в кабинет вошла Галя, старший лейтенант милиции Галина Романова, подчиненная Вячеслава Грязнова, племянница легендарной Шуры Романовой, под чьим началом служили в свое время и Грязнов, и многие другие сегодняшние начальники.