– Во-первых, следов не останется уже часов через пять. Во-вторых, никто и проверять не будет. Кому это нужно? Померла от отравления алкоголем, и вся любовь.

Через несколько минут, проверив еще раз места, где они могли наследить, сотрудники контрразведки Гранта Матевосяна покинули квартиру. Семьи Мордвиновых больше не было.

* * *

Утром Виктор Федорович позвонил Сыну, попросил аудиенции. Грант, сославшись на занятость, предложил перенести на вечер. Но Палач сказал, что у него есть очень важная информация. Приезжай, буркнул Сын.

Палач приехал в офис «Север-сервис» и доложил, что проведенными оперативно-розыскными мероприятиями он установил местонахождение Таранова и наводчика-наркомана… Готов прямо сегодня выехать в адрес – «закрыть тему».

Палач чувствовал себя победителем, но Сын враз охладил его настрой. Он выслушал доклад и сказал:

– Херня все это, Виктор… подождет. У нас хуже каша заварилась: Савелич убит.

Закрутившийся на розыске Таранова и Лешки, Палач ничего не знал даже об исчезновении Реброва. Он был сейчас откровенно поражен:

– Савелич? Когда? Как? Кто?

Сын закурил, посмотрел на Палача долгим, пристальным взглядом. Он не знал, когда и кем был убит Савелич. Зато знал, что перед смертью начальника охраны зверски пытали. Он вспомнил слова РУБОПовского опера: «За беспредел вчетверо платят».

– Не знаю, – выдохнул слова вместе с дымом Грант. – Но думаю, что война уже началась, Федорыч. Командировка в Новгородскую область подождет, каждый человек на счету… Займись-ка этой темой. Это сейчас самое главное.

Таким образом, Таранов и Лешка получили отсрочку, а «империя» Сына начала подготовку к войне. С какой стороны ждать удара, никто не знал.

Питерские события казались очень далекими. Здесь, в глубинке Новгородской области, жизнь текла подругому… Август двухтысячного был теплым, с частыми и обильными ливнями, с грозами. С закатами невозможной красоты и сказочной тишиной утреннего озера в легком тумане. Со стремительным полетом уток и плеском рыбы, с ровным шумом сосен на ветру, с голосом кукушки и парящим в бесконечном просторе неба ястребом… с ящерицей, замершей на нагретом камне… с острым запахом наколотых осиновых дров… с запахом малины и натопленной бани. С криком петуха на рассвете, с мычанием коровы, с полетом толстого шмеля… Ах, август двухтысячного!

Взрыв в подземном переходе, агония подводной лодки в ледяной воде Баренцева моря… все это оказалось страшно далеко, в другом мире. Апокалиптическом, деформированном и напряженном, как тросы в еще не сгоревшей Останкинской телебашне…

Таранов и Лешка жили на озере уже пять дней. Иван Лешку нагружал: на пару они кололи дрова, ходили за малиной, рыбачили. Лешка физически был слаб, быстро уставал, но, как казалось Таранову, начал «отходить». По вечерам сидели на огромном крыльце Иванова дома, покуривали, беседовали. Как правило, приходил лесник дядя Саша с женой, приносил самогон, и они с Тарановым понемногу выпивали. Из их разговоров Лешка узнал, что Таранов – бывший военный, служил вместе с сыном дяди Саши и тети Раи. В 88-м году сын стариков погиб на границе двух африканских государств. Говорилось об этом невнятно, без подробностей… что советские спецназовцы делали в Африке, Лешка так и не понял. Он спросил у Таранова, но тот сказал: забыл… а дядя Саша выругался длинно и забористо.

– Воевали они там, Лешка, – сказал он. – За свободу братских черножопых племен!

– Не надо, дядь Саш, – попросил Таранов.

– Что «не надо», Ваня? Сколько вас вернулось?

– Не надо об этом, дядя Саша.

– «Не надо»… Еще как надо! Мой Олежка погиб… а ты сам-то? Кричишь по ночам… в шрамах весь. Не надо ордена получать… посмертно. Вот чего не надо, Иван Сергеевич.

Дядя Саша махнул рукой и замолчал. Было уже темно, роилась мошкара вокруг зажженного белого плафона на столбе крыльца. Над озером ярко горели звезды. Два крупных пса лежали возле крыльца, смотрели на хозяина внимательно, и свет плафона отражался в умных собачьих глазах.

Таранов налил в пузатые стопки самогону:

– Давай выпьем, дядя Саша.

– Спать пойду, – буркнул лесник и, не прощаясь, ушел. Вслед за ним ушли собаки. Таранов опрокинул в рот стопку, следом – вторую, с хрустом закусил огурцом.

– Переживает дед, – сказал он. – Олежка-то у них единственный сын.

– А как он погиб?

Таранов ничего не ответил, стиснул зубы… Память швырнула его во влажную духоту африканской ночи…

Взвод спецназа ГРУ получил задание присоединиться к отряду полковника Мбванго и принять участие в рейде по Мамбези. Девятнадцать бойцов на двух грузовиках выехали к реке и встретились с отрядом полковника. Среди них были капитаны Таранов и Бабушкин. Впрочем, в документах фигурировали совсем другие, не русские, имена и фамилии.

Уже с момента встречи с отрядом стало ясно, что добром этот рейд не кончится. Отряд на самом деле оказался бандой из двухсот с лишним головорезов. В нижнем течении Мамбези судоходна на длине около четырехсот километров. Они спускались вниз по реке на ржавой самоходной барже и двух десятках разнокалиберных лодок. На баке баржи стояли несколько шестов с отрубленными головами и новенький «браунинг М2» на треноге. Вокруг лежала масса цинков с натовскими патронами калибра «двенадцать и семь». Под навесом на палубе сидел в кресле полковник Мбванго – худой негр лет двадцати пяти в белоснежном кителе с немыслимым количеством наград на груди и длинной саблей на расшитом золотом поясе. Он выглядел опереточно-колоритно, и офицерам ГРУ стоило огромного труда сдержать улыбки при виде этого полупьяного чучела. Впрочем, трезвых в отряде полковника было очень мало. Все или почти все двести с лишним уродов оказались либо пьяными, либо обкуренными. Вооружен этот сброд был чем угодно: топорами, ножами, дробовиками, советскими «ППШ» и «АКМ», винтовками «маузер», «арисака», «галил», копьями, револьверами… у одного Таранов увидел кремневое ружье калибра миллиметров двадцать пять.

Да, спецназовцам стоило большого труда сдержать улыбки. Впрочем, скоро им стало не до смеха: на корме баржи обнаружили клетку. Внутри лениво лежали две пантеры и… наполовину съеденное тело ребенка… Командир взвода, майор Кислицын, сразу отдал приказ шифровальщику сообщить обо всем увиденном на базу. С базы пришел ответ: выполнять задание.

С первых же минут Мбванго заявил Кислицыну, что он – Мбванго – полковник, а Кислицын – майор и обязан выполнять все его приказания. Краска проступила даже сквозь густой загар на лице майора.

– Игорь, – сказал Таранов Кислицыну по-русски, – давай перебьем всю эту сволоту прямо сейчас.

– Выполняем приказ, капитан, – ответил Кислицын.

– Есть, – буркнул Таранов. Над баржей громко орал динамик, звучала местная музычка, нещадно жарило солнце, воняли разлагающиеся отрубленные головы. Полковник пофранцузски объяснил Кислицыну, что «цель великого похода – уничтожение эксплуататоров, конфискация ценностей для дела революционной борьбы».