Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень печалит то, что Вы пишете о г-не Тюльпинке, но, к сожалению, это правда. Я могу только повторить, что, если бы в Брюгге он последовал Вашим советам, все могло бы сложиться для него куда лучше. Меня очень расстраивает тон его писем и не всегда точная передача цитируемых фактов. Хотя я по природе своей и люблю прямолинейность, но любой вульгарный намек за спиной всегда вызывает у меня чувство жалости к человеку.
Я полностью согласен с тем, что Вы пишете о национальной культуре. Все, кто читал мою статью «Звучание народов»[226] и другие статьи, поймут это. Нации — это разнообразные виды цветов в Саду Господа. Уничтожать их — варварство. Именно в стремлении к Богу, к Высшей Красоте, Высшей Мудрости достигается высшая степень Культуры каждой нации. Человечество должно бороться с атеизмом. Если уж атеисты не согласны поддерживать нас в защите Религии, Искусства и Науки, то разве можно ожидать лучшего отношения со стороны темных сил. Будем радоваться тому, что так много добрых хороших людей разделяют наши цели, поскольку мир сейчас поделен на Свет и тьму. Ничто не заставит нас предать Бога, чтобы сделать приятное атеистам, которые, возможно, не понимают что в итоге они обречены на уничтожение. Ужасающее невежество безбожников расползается всюду, как ядовитые змеи. Совсем недавно имел беседу с двумя епископами Лахора и говорил о том, что именно сейчас все силы добра должны объединиться против агрессивного сатанизма, и я счастлив, что главы Христианской Церкви не только всецело согласились со мной, но и, как позже рассказывали друзья, цитировали мои слова. Всегда важно знать, что говорят люди не только в лицо, но и передают другим.
Все финансовые вопросы, конечно же, будут улажены. Очень хорошо, что Вы проводите жаркий сезон в тихом замке героической и исторически незабвенной Турени[227].
С наилучшими пожеланиями от г-жи Рерих и от меня.
Преданный Вам[228].
69
Н. К. Рерих — М. А. Таубе
30 августа 1933 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 12
Дорогой Михаил Александрович,
Спасибо за письмо № 7 из Парижа от 18 августа. По поводу посылки специальных делегатов в Америку на Конвенцию, мне кажется, даже и разговора не было. Никто в Америке не предполагал, что будут посылаемы люди из Европы или дальних стран. Ведь общеизвестно, что обычно такие делегаты назначаются из местного консульского или посольского состава. Я уже неоднократно писал и в Америку, и Шкляверу, что главное задание Конвенции — добиться активного сочувствия, принятия Пакта правительством Америки, со всеми активными последствиями. Из прочих же стран если хотя бы какая-либо группа присоединится, то и это уже будет прекрасно. Главное же, чтобы из благих Тюльпинковских пожеланий продвинуть дело вперед по чему-либо фактическому. Относительно Ваших сообщений об Адачи я так и предполагал. Конечно, положение Гаагского Трибунала безмерно благороднее, нежели Общества Лиги Наций. Да и сама история их происхождения отдает большее значение первому, в котором покойный император Александр III приложил инициативу. Итак, не будем тревожить Адачи, тем более что он уже достаточно высказывался за Пакт.
Теперь к делу справедливо выброшенного отовсюду дворянина Павлова. Действительно, этот тип обнаружился совершенно достаточно, и мне кажется, что сейчас вообще какие-либо разговоры с ним уже стали недопустимы. Пусть тьма во тьму и уйдет. Очень рад слышать, что ватиканские впечатления о картине оставили всюду такие хорошие последствия. Шклявер мне писал, что какой-то влиятельный бельгийский журнал «Круа» поместил заметку и снимок с картины[229]. Не знаю, что именно закрепило хорошее впечатление Ганского, эти ли сведения о Ватикане, или Ваши с ним беседы, или, наконец, моя личная к нему симпатия, но я получил от него очень дружественное письмо, из которого вижу, что старая дружба, несмотря на 32-летний перерыв, не ржавеет. С удовольствием встречусь с ним и думаю, что в нем мы найдем отличный вход в некоторые круги, еще недавно обуянные нелепою клеветою. Если услышите какие-либо дополнительные сведения с той же стороны — сообщите. Любопытно, что «Возрождение» после всего бывшего все-таки обширно напечатало заметку. Наверно, среди навозных куч это обстоятельство, как Вы и пишете, произвело волнение. Вообще, добрые знаки как-то умножились, но я знаю, что когда умножается добро, то всегда и тьма приходит в негодование. Итак, будем зорки. Впрочем, невозможно придавать какое-либо значение таким умалишенным, как Дедлей или Германова, и тутти кванти[230]. Все происходящее, наконец, становится просто несоизмеримым с тем шипом, который могут производить из своего угла ехидны. Посылаю Вам копию пролетарского стихотворения, выписанного Юрием из книги Милюкова «Очерки русской культуры». Если силы тьмы призывают своих сотрудников к единению и к таким преступлениям, то неужели же так называемые Силы Света уже впали в такой маразм, что стали к добру и злу постыдно равнодушны. В Гаване, судя по газетам, разграблен дворец президента — как видите, так наз[ываемый] народный гнев почему-то выражается именно в разграблении и разрушении. Разве не время думать о спасении и защите культурных сокровищ?
Радуюсь сообщить Вам, что уже семь местных изданий поместили статьи о будущей Конвенции, а в общем мы будем иметь свыше сорока изданий, даже с очень большими посвящениями. Замечательно, что русская пресса в Америке в Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго, Сан-Франциско, Сиэтле напечатала очень много моих статей и усиленно просит о новом материале. Вы пишете, что смена событий так велика, что Вы жалеете о моем отсутствии для обмена мнений. Из этого вижу, что письма Ваши участятся, и я всегда буду рад немедленно ответить, а если нужно, то и послать телеграмму. Словом, будем делать так, как полезнее всего. Очень рад, что семья Ваша в добром здоровье. Примите от нас всех самый сердечный привет. Часто вспоминаем Вас и шлем лучшие мысли.
Духом с Вами.
70
Н. К. Рерих — Е. К. Святополк-Четвертинской
9 сентября 1933 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Дорогая Екатерина Константиновна,
Сведения о болезни Вашей из последнего письма от 29 авг[уста] нас всех глубоко огорчили. Как-то особенно часто мы вспоминали Вас это время и не можем понять, как это никто за все это время не осведомил нас о Вашем нездоровье. Когда что-то касается действительно близких душевно, то хочется знать все подробности и послать еще и еще раз добрые мысли.