— С новой должностью.

Я улыбнулась и тихо сказала, следя за его реакцией:

— Я отказалась.

Громов меня не разочаровал. У него отвисла челюсть.

— Вы… шутите?

— Нет. Я отказалась от должности директора по маркетингу. И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра я — остаюсь вашей помощницей.

Я с улыбкой смотрела, как Максим Петрович переваривает эту мысль.

А потом он взорвался, как Королёв.

— Вы с ума сошли! Это такой шанс! Это же… директор по маркетингу!! Боже! Возвращайтесь назад, к Сергею Борисовичу, и подписывайте этот чёртов приказ о назначении! Марш, бегом!!!

Я покачала головой.

— Не трудитесь, не подпишу.

Мне показалось, что у Громова сейчас дым из ушей пойдёт.

— Ты сумасшедшая, — вздохнул он и закрыл лицо ладонями. — Ты абсолютно… ненормальная… Зарплата в пять раз больше, отдельный кабинет, шофёр с машиной… Наташа!!!

Вскочив, Максим Петрович подбежал ко мне, легко поставил на ноги, обхватив руками за талию, и возопил:

— Скажи, что ты шутишь!

Его ладони на моей талии обжигали. И глаза, глаза были так близко…

Первый раз в своей жизни я теряла нить разговора.

Хорошо, что Громов был слишком зол, чтобы это заметить.

— Я не шучу, — я постаралась взять себя в руки. — И повторяю — я отказалась от должности.

— Почему?

И я повторила всё то, что десять минут назад втолковывала Королёву. Может быть, не столь связно и горячо — отвлекали глаза и руки Громова — но я повторила.

Несколько секунд Максим Петрович молчал. А затем:

— Ну да, я спас вас, — судя по тому, что он опять перешёл на «вы», злость исчезла, — но это сделал бы любой нормальный мужчина… И тот «ультиматум»… я ничем не рисковал, Наташа, вы же отказались от перспективной, высокооплачиваемой должности…

Я не успела ответить — Громов прижал мою голову к груди и обнял изо всех сил.

— И в чём весь ужас, Наташа, знаете? Я очень рад… очень рад, что вы отказались и остаётесь здесь. Я просто эгоист, понимаете? Я пытаюсь вас отговорить, а сам от радости с ума схожу. И после этих слов вы не думаете, что я не заслуживаю таких жертв, Наташа?

— Не думаю, — я тихо рассмеялась. — Я ведь и сама рада, Максим Петрович. Очень рада. И я для этого к вам и пришла — радостью поделиться.

Грудь и плечи Громова затряслись. Подняв голову, я увидела, что он смеётся. Теперь он больше не был грустным и потерянным, он глядел на меня, и глаза его светились.

И я тоже улыбнулась ему. Так мы и стояли некоторое время, как дураки, и улыбались друг другу. А потом Максим Петрович отпустил меня, и я даже почти расстроилась.

— Вы всё-таки необыкновенный человек, Наташа, — сказал Громов, опять садясь за стол. Я села напротив и ответила:

— Стараюсь. Скажите, я правильно помню, что мы с вами в воскресенье вылетаем в Болонью?

— Правильно. Встретимся с вами в аэропорту. Кстати, сегодня не будет совещания по новинкам, всё обсудим после выставки.

Я застонала.

— Представляю, какая куча накопится…

— Разгребём, — махнул рукой Громов.

Он был такой счастливый и сияющий, что я в который раз уверилась — я поступила правильно.

— Я пойду, Максим Петрович?

— Да, конечно, идите.

Когда я была уже у порога, Громов окликнул меня:

— Наташа?

— Да?

Он, видимо, искал слова, как тогда искала их я, когда он поставил «ультиматум» Королёву и Крутовой.

— Спасибо, — наконец кивнул мне Максим Петрович. — За всё.

В его глазах промелькнуло ещё много слов, но они все остались невысказанными. Улыбнувшись, я вышла из кабинета.

Светочка опять налетела на меня, но теперь уже с гневным вопросом:

— Ты, что, отказалась от должности?!

Слухами земля полнится — и я узнала, что отдел маркетинга в полном составе погрузился в пьяный траур, а вот вся редакция пляшет от радости. Оказывается, они не хотели, чтобы я уходила, кто бы мог подумать!

— Зотова, ты дура, идиотка, кретинка! Амёба! Коза! Ты… — Светочка обрушила на меня такое количество оскорблений, что под их тяжестью я чуть не рухнула. — Как ты могла отказаться?!

— Вот так! И оставь меня уже в покое, в конце концов.

Я плюхнулась на своё место и принялась разбирать накопившиеся дела. Через десять минут остывшая Светочка вдруг громко изрекла:

— Ну ты, конечно, дура, но я безумно рада, что ты останешься здесь.

И я оглушительно расхохоталась.

Больше в тот день ничего необычного не случилось. По очереди приходили сотрудники редакции и спрашивали меня, правда ли то, что я остаюсь. Узнавая, что это действительно так, они приходили в дикий восторг и шли делиться со всеми радостной новостью в очередной раз. Когда ко мне пришёл десятый по счёту человек, я взорвалась, и заявила, что если они не перестанут шастать, то я передумаю и уйду в маркетинг.

Удивительно, но угроза сработала.

Максим Петрович весь день летал, как на крыльях. Да и Светочка тоже не скрывала своей радости.

— Слышь, Наташ? — сказала она мне перед уходом. — Привезёшь мне какой-нибудь сувенир из Италии?

— М-м-м… Пиццу? — я ухмыльнулась.

— С пиццей тебя в самолёт не пустят. Привези мне кожаный кошелёк. Обычный, чёрный, длинный, чтобы деньги не складывались внутри. Хорошо?

Я кивнула. Пару часов назад Светочка сбегала в отдел кадров и принесла нам с Громовым загранпаспорта с шенгенской визой (удивительно — как они умудрились так быстро сделать нам визы?), билеты на самолёт и сведения о забронированной гостинице. Пятизвёздочной! Я в своей жизни только в трёхзвёздочных и была…

Домой я решила пойти практически вовремя — всего через пятнадцать минут после окончания рабочего дня. Светочка к тому времени уже ушла — у неё было запланировано свидание с каким-то сногсшибательным красавцем, о чём она мне сообщила перед выходом, закатывая глаза.

— Береги голову, — рассеянно ответила я, не отрываясь от монитора.

— Почему голову? — удивилась Света.

— Ну, ты же сама говоришь — сногсшибательный… Упадёшь, головой ударишься, и всё — кирдык Свете…

— Да ну тебя! — рассмеялась она и, махнув рукой, вышла из кабинета.

По возможности доделав все текущие дела, я поставила на стол табличку с надписью «Буду 30 марта» и начала одеваться. Когда я уже натягивала пальто, из своего кабинета вышел Громов.