Отсмеявшись, Марианна посмотрела на него, сказала «привет», легкое и само собой разумеющееся, как будто они были старыми друзьями, и потянулась к его щеке. Он не ожидал и не успел наклониться к ней, так что она, не дотянувшись, чмокнула его куда-то в плечо.

– Вина? – она взяла с подноса два бокала. – За встречу?..

Они так и не поговорили. Пока Гриша силился выдавить из себя хоть слово, Марианну увлекли за собой какие-то люди – как и раньше, она была в центре внимания и в обществе чувствовала себя как рыба в воде. Потом начался ужин. Виктория зачем-то усадила его на самое почетное место, рядом с собой, и взялась опекать, подкладывая на тарелку закусок и настаивая, чтобы он съел все до последней крошки.

Марианна сидела на другом конце стола, и весь ужин он видел, как она разговаривает с соседями по столу и смеется их шуткам. Он злился на себя за то, что сидел тут, рядом с Викторией, как какой-нибудь тютя подле маминой юбки, и за то, что был так глуп, что не сумел сказать Марианне ничего из того, что собирался. Иногда Марианна бросала на него короткие веселые взгляды, как будто даже подмигивала и подбадривала его, и он не знал, смеется она над ним или ей просто весело. Когда снова подали еду, он не выдержал.

– Ты куда? – зашептала Виктория. – Мы еще не закончили! Ужин только начался. Здесь всегда ужинают долго, спагетти это только первое, будет еще второе, потом десерты… Да что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? Ну иди, иди, отдохни. Бедный мальчик, – сказала она гостям, – Еще не привык к нашей жизни!..

Он пошел в дом. В комнатах было пусто, только в кухне стоял звон и запах готовящейся еды. Не зная, куда себя деть, он поднялся в свою комнату и сел на кровать. Было тихо, и в этой тишине Гриша особенно остро ощутил собственную глупость. Вот дурак, сказал он вслух и ударил боксерским кулаком подушку. Вино, бессонная ночь, преследующие весь день мысли о Марианне и сама Марианна – все смешалось и навалилось на него одновременно. Что она думает о нем? Как понимать эту ее улыбку? А ее поцелуй (тут он снова ударил подушку – дурак, вот дурак!)? Захочет ли она встретиться, поговорить? Или хочет сделать вид, что они незнакомы? Он прокручивал в голове их сегодняшнюю встречу, ее взгляды поверх стола, и ему начало казаться, что в ее глазах был какой-то намек, какое-то разрешение увидеться наедине. Ну конечно! Не могла же она прямо об этом сказать. Она явно намекала ему на что-то, а он, дурак, сбежал. Сидит тут, в то время как она там, внизу, в двух шагах от него. Ему отчаянно захотелось встретиться с ней заново, по-нормальному, взять ее за руки, посмотреть в ее глаза. Ему нужно было столько ей сказать!.. Черт! Сколько он уже здесь сидит? А вдруг ужин уже закончился, и она ушла?! А у него ни адреса, ни телефона! Вскочив с кровати, он бросился вниз, скатился по ступеням и влетел во двор. И застыл на месте, с облегчением застав Марианну там же, за столом.

– Иди скорей, мой дорогой! – позвала его Виктория. – Ты как раз вовремя! Попробуй тирамису, Моника сама его готовит…

Кое-как он дождался окончания ужина. Доедал уже третье тирамису, кашлял от его приторной сладости и застрявших в горле бисквитных крошек, заливал в себя кофе, пожимал руки отбывающим гостям, хвалил, благодарил, обещал. А сам не спускал глаз с Марианны. Наконец она обняла Викторию, прощаясь. Нашла его глазами и сама подошла к нему:

– Мне пора.

Он прошептал умоляюще:

– Я провожу?

Она согласилась. Стараясь не встречаться глазами с Викторией, он торопливо пошел к выходу.

На улице, не сговариваясь и еще не сказав друг другу ни слова, они вместе торопливо зашагали вниз, чтобы поскорее оторваться от дома и от машин разъезжающихся гостей. Свернув с Миньято и отойдя достаточно далеко, они, опять одновременно, замедлили шаги, отдышались, улыбнулись друг дружке и пошли теперь не спеша, вливаясь в вечерний город. После музыки и шумного застолья воздух здесь казался тихим и свежим, хотя кругом были люди, гуляли парочки, родители с детьми, туристы. Сердце у Гриши предательски громыхало в груди, кроме того, он не знал, куда деть свои длинные, ничем не занятые руки; на извилистых спусках Марианна то и дело соскальзывала с высоких каблучков, и он протягивал руки, чтобы поддержать ее, но казался себе таким неуклюжим, что тут же прятал их за спину и не смел прикасаться к ней. Сил у него было столько, что хотелось подхватить ее и нести на руках, но вместо этого он тихо шел рядом и поглядывал – как он думал, совершенно незаметно – на ее коленки. Подол ее маленького платья колыхался у него перед глазами, и он все не мог понять, было ли это и в самом деле то платье, которое он помнил? Надела она его нарочно? Или все это ему, дураку, только кажется?

От воздуха в голове у него прояснилось, хмель как рукой сняло – так, во всяком случае, ему казалось – он чувствовал себя трезвым и решительным. Те слова, что пришли ему там, в комнате, рвались из него наружу, но только он собирался что-то сказать и что-то спросить у нее, как в горле першило, и он только откашливался и молчал. Один раз она посмотрела на него вопросительно – ты что-то хотел сказать? – но он мотнул головой, мол, ничего. И они снова шли, медленно и молчаливо, она чуть впереди, закинув голову и любуясь залитой сумеречными огнями набережной, только-только засветившимися фонарями и фасадами вечерних домов, а он, глядя вниз, на ее коленки, слушая цоканье ее каблучков и пытаясь начать разговор. Ему вдруг захотелось откинуть все мысли и сказать как есть – Марианна, я люблю тебя. Он уже хотел остановить ее, но побоялся, что она решит, что он спятил. В конце концов, если она разрешила проводить ее, это не значит, что он может рассчитывать на что-то еще. Может, сказать так – Марианна, сегодня, когда я снова встретил тебя, я понял, что люблю тебя с той первой встречи и никогда не переставал любить? Но черт возьми, это фраза напыщенна, как из сериала. К тому же, если любил, то где же был все эти два года? Нет, так не пойдет. Но не молчать же! Нельзя во второй раз упустить свой шанс. Сейчас она уедет домой, и бог знает, когда он еще раз ее увидит. От этой мысли сердце у него заныло, больше всего на свете ему не хотелось расставаться с ней. Тогда, может, так и сказать – Марианна, больше всего мне не хочется сейчас расставаться с тобой, поехали к тебе? Нет, опять не то. Напрашиваться к ней? На ночь? Что она о нем подумает?

Марианна остановилась. Он оторвал глаза от ее коленок и увидел, что они пришли к стоянке такси.

– Мне пора, – сказала она, продолжая улыбаться.

Он молчал, и тогда она положила ладошку на его плечо и потянулась к его щеке – тут уж он не растерялся и решил поцеловать ее в губы, но повернулся как-то уж слишком резко и только провел твердым подбородком по ее нежному лицу. В следующее мгновенье ее длинные ноги уже сидели в такси, и тут только он опомнился, засунул голову к ней в машину, схватился рукой за сиденье, как будто не давая таксисту уехать раньше времени, и спросил:

– Когда я увижу тебя?

– Когда хочешь.

От неожиданности он запнулся, не соображая, что сказать. Ее губы были прямо напротив его – вот он, момент, когда надо целовать ее, пронеслось у него в голове, но он не осмелился. Ее губы выдохнули: