Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хотела поделиться этой теорией с Лего-Меном, но он уткнулся в свой телефон и не стал меня слушать. Поскольку увидеть безумное зрелище танцующих коров так и не удалось, от огорчения он начал искать другие возможности посмотреть на животных, и в результате предложил отправиться в местный зоопарк. Там мы совершенно случайно стали свидетелями кормления львов и увидели, как целый прайд рвет на части недавно забитую лошадь. Все происходило на глазах у детей.
– Это все равно что Аслан разорвал бы мистера Туммуса…[48] – в ужасе прошептала я.
Лего-Мен, слегка позеленев, предложил закончить осмотр зверинца. Наша реакция заставила меня задуматься: а может, мы чрезмерно чувствительны? Может быть, потомки викингов просто более практичны, когда дело касается суровых реалий бытия и смерти?
В понедельник мне предстояло обедать с одним из местных жителей, с которым познакомилась в кулинарном клубе (не волнуйтесь, это не он застрелил оленя) и которого я почти уже могла называть своим настоящим другом (ура!). Сцена, когда Муфаса и его сородичи пировали над трупом Моего Маленького Пони, никак не выходила у меня из головы. Я решила рассказать о ней – мне хотелось узнать, как отнесется к этому датчанин. Но мой новый почти-настоящий-друг остался совершенно равнодушным.
– Ну и что? – сделав глоток кофе, он остановил официантку, чтобы спросить, что лучше заказать – свинину или бургер из говядины.
– Но ведь смотрели дети!.. – Я попыталась потрясти его ужасами, достойными фильмов Тарантино, однако викинг сохранял невозмутимость.
– И? Датские дети к этому привыкли.
«Этим» он назвал оторванные конечности и струящуюся кровь?
– Когда мне было семь лет, – продолжал мой новый друг, – мы всем классом ходили на вскрытие волка.
– Простите? – Я даже подавилась своим капучино, и пришлось оттирать испачканный джемпер бумажными салфетками.
– Образовательная программа, – пожал плечами мой спутник.
Он объяснил, что датские музеи проводят публичные вскрытия разных животных – от змей до тигров. Мне казалось, что такое было возможно лишь в 1970-е или 1980-е годы, до появления политкорректности и полнейшей зацикленности на вопросах здоровья и безопасности. По словам викинга, эта практика не только сохранилась, но и процветает.
– Моя девятилетняя племянница обожает смотреть такие вещи. В этом году мы сводили ее на вскрытие змеи в качестве подарка на день рождения.
И знаете, эта девочка не одинока в подобном проявлении любопытства. Такие мероприятия в Дании настолько популярны, что в дни школьных каникул музеи часто вскрывают по два животных в день, давая возможность попасть на сеансы всем желающим. Дети стоят вокруг секционного стола, а вскрывающий животное зоолог объясняет свои действия, называет используемые инструменты и описывает внутренние органы животного. («По большей части все это напоминает сосиски», – заметил мой друг-викинг.)
– И вас это не настораживает?
Викинг на минуту задумался.
– Ну, запах, насколько я помню, был неприятный. Но все остальное было классно. Это полезно для детей – так они учатся. Ведь они должны знать, что природа может быть жестокой, должны понимать, что такое жизнь и смерть.
– В девять лет?!
– Почему бы и нет?
– Но сегодня существуют гораздо более цивилизованные способы знакомства с суровыми реалиями жизни, чем в годы нашего детства, – заметила я. В те времена даже гибель хомячка в когтях у кошки Мелиссы Винсент была деликатно названа «уходом», а его останки мы увидели лишь в обувной коробке, торжественно захороненной в школьном саду. На экскурсии мы тогда отправлялись в коттедж Энн Хэтэуей (которая была женой Шекспира) в Стратфорд-на-Эйвоне или в образцовую деревню Беконскот, в парк миниатюр. Нам и в голову не приходило, что мы можем сесть в автобус, где воняет сэндвичами и химическим туалетом, и отправиться смотреть внутренности дикой собаки.
– Похоже, вам не понравилось, – заметил Викинг.
Он поведал мне еще об одном своем опыте – во время учебы в университете их группу привезли на бойню.
– Мы изучали промышленный дизайн, а на бойне использовались классные лазеры для разделки туш…
Судя по выражению его лица, воспоминания об идеально разделанных свиных тушах совсем не мешали ему смачно жевать сэндвич со свининой. Я поняла, что датчане вовсе не сентиментальны в отношении животных. Но их философия явно не находит одобрения в остальном мире – вспомнить хотя бы историю с жирафом Мариусом.
Полуторагодовалый жираф Мариус жил в зоопарке Копенгагена. Он был здоров, но его сочли непригодным для разведения. Руководство зоопарка решило умертвить животное, что вызвало шквал протестов по всему миру. В Интернете было собрано 27 тысяч подписей с требованием отменить решение руководства зоопарка. Несколько иностранных зверинцев предложили взять Мариуса к себе, но датчане заявили, что этические стандарты этих заведений не соответствуют их требованиям. Они отказались отправить жирафа за границу, чтобы его не продали в цирк или не заставили страдать в захудалом зоопарке. По их мнению, эвтаназия была для него наилучшим выходом. Директор по науке копенгагенского зоопарка заявил журналистам CNN, что его задача – сохранять виды, а не отдельных животных.
Девятого февраля 2014 года молодой жираф на прощание был накормлен датским ржаным хлебом, а потом застрелен в голову из специального пистолета. Свидетелями убийства стали около сотни посетителей. Затем сотрудники зоопарка произвели публичное вскрытие животного, которое с энтузиазмом наблюдали датские дети и их родители – им тоже было любопытно посмотреть на внутренности жирафа. Мариуса вскрыли, а потом его тело скормили львам на глазах у посетителей. Мировая пресса была потрясена чудовищной жестокостью датчан. В письме, направленном в газету “Guardian”, английский читатель написал: «Публичная казнь Мариуса и его демонстративное скармливание львам сделали для меня психологически более понятными мрачные датские детективы…»
Чтобы прояснить ситуацию, я обратилась к профессору биоэтики копенгагенского университета Петеру Сандусу, бывшему председателю Датского совета по этичному обращению с животными. Петер был главным комментатором Мариусгейта, и его точка зрения совпадала с мнением Викинга и других моих знакомых датчан. Он просто не понимал, в чем тут проблема.
– Всего лишь два поколения тому назад Дания была сельскохозяйственной страной, поэтому животные для нас просто животные, – сказал он. – Большинство деревенских жителей воспринимают Мариуса точно так же: жираф был племенным самцом, который оказался непригодным к разведению, поэтому его пришлось забить. Именно так мы относимся к овцам – в отаре не должно быть больше одного барана, иначе они передерутся. Это практический подход.
Всеобщее негодование, вызванное решением датского зоопарка, крайне изумило Петера. После интервью, данного ВВС, он даже получил письмо, в котором его сравнивали с Гитлером («по-моему, это чересчур!»). Он уверен, что иностранцы сочли шокирующим сам процесс.