Перестав сопротивляться, она позволила отнести себя в постель, но едва лишь коснулась спиной простыни, как, воспользовавшись тем, что он нагнулся, молниеносно откатилась в сторону. И тут же зазвенели пружины матраса под тяжестью тела Жиля, который со всего размаха бросился на свою жертву. Но вместо Катрин его руки судорожно сжали пустоту, и он взвыл от бешенства. А молодая женщина с быстротой молнии метнулась к окну, отдернула шторы и отворила ставни. Солнечный свет хлынул в спальню, на секунду ослепил мужчину, все еще распростертого на кровати.

Он вскочил на ноги, и Катрин с ужасом увидела, что в руке его блестит кинжал. На исказившемся лице застыло безумное выражение. Ей казалось, что свет дня отрезвит его и приведет в чувство, что, прогнав темноту, она прогонит и демонов, овладевших душой этого человека, однако теперь ей было ясно, что она просчиталась: Жиль де Рец словно сорвался с цепи, дав полную волю самым гнусным своим инстинктам. Скрипя зубами и сверкая глазами, он медленно наступал на нее, и в его взгляде она прочла, что пришел ее последний час… В отчаянии она оглянулась, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие, хоть какое-нибудь средство защиты. На сундуке рядом с лампой и кувшином стояла лохань с грязной водой. Это был ее единственный шанс…

Бросив ему под ноги кресло с высокой спинкой, она метнулась к сундуку и швырнула лохань в голову Жиля. Видимо, страх придал ей силы, потому что серебряная ванночка была тяжелой. Она со звоном покатилась по полу, а Жиль недоуменно тряс головой, ошеломленный этим неожиданным душем. Катрин не стала терять времени и ринулась к двери. Выскочив за порог, она помчалась по галерее, где нос к носу столкнулась с Пуату.

– Ты прав! – сказала она, с трудом переводя дух. – Он сумасшедший!

– Нет, он не сумасшедший! Он просто странный. Возвращайтесь к себе, госпожа Катрин, я постараюсь успокоить его. Я знаю, что надо делать. Клянусь Богоматерью, вам повезло! Я думал, вы не выйдете оттуда живой!

Катрин, в свою очередь, была на грани безумия, когда, вернувшись в свою комнату, стала с ужасом ожидать, что теперь будет. Так прошло несколько унылых и страшных часов. Никогда еще положение не казалось ей таким безнадежным. Ловушка захлопнулась. Против Жиля де Реца были бессильны и разум и мужество. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с душевнобольными, и это препятствие выглядело непреодолимым. Она содрогалась, вспоминая утреннюю сцену и свое зловещее открытие, ибо под личиной маршала Франции таился кровожадный зверь.

Поэтому, когда в середине дня порог ее комнаты переступила Анна де Краон, она испытала почти облегчение. Все обитатели замка вызывали у нее подозрение, и только эта старая охотница походила на нормального человека, не случайно она сразу же вызвала у нее симпатию. Между тем Анна де Краон выглядела чрезвычайно озабоченной.

– Зачем вы это сделали? Зачем вы пошли к Жилю, бедное дитя? Разве вы не знали, что никто, даже его дед, не смеет входить в апартаменты маршала, когда тот удаляется к себе?

– Как я могла узнать об этом? – возмутилась Катрин. – И как могла я догадаться, что этот человек наполовину обезумел?

– Он вовсе не безумен. Во всяком случае, я в это не верю. Но, видимо, темные силы ночи обладают над ним какой-то властью, и в эти черные часы он, не владея собой, творит жестокие дела. Об этом могли бы рассказать его пажи и девушки, которых он берет на ночь к себе, но они слишком запуганы. Понимаете, не следует слишком глубоко заглядывать в душу человека, даже если это член твоей собственной семьи.

– А как же… его жена?

Старая дама пожала плечами.

– С тех пор как родилась малютка Мари, Жиль ни разу не переступал порога ее спальни. Когда он в замке, компанию ему составляют привычные друзья – Силле, Бриквиль и этот проклятый паж, которого он заласкал и задарил сверх меры. А сейчас моя внучка с ребенком в имении Пузож, куда мы их отослали. Впрочем, оставим это! Я пришла просить вас прийти на ужин. Жиль требует вас!

– Я не обязана ему подчиняться! И я не пойду! Я хочу только одного – чтобы мне вернули моих слуг. Я пошла к нему утром именно за этим.

– Добились же вы только того, что Жиль пришел в страшную ярость. Скажу вам правду, Катрин, если бы не мой супруг… Вы обязаны ему жизнью. Поэтому умоляю вас, приходите! Не доводите Жиля до крайности… особенно если дорожите жизнью своих слуг!

Удрученная, Катрин опустилась на постель, смотря на Анну де Краон глазами, полными слез.

– Вы так добры, так проницательны. Неужели вы не можете понять, какое отвращение вызывает у меня Жиль де Рец? Меня держат здесь против моей воли, обвиняют в каких-то немыслимых преступлениях, лишают поддержки верных слуг. А теперь мне еще предстоит сидеть за одним столом и улыбаться их палачу? Не слишком ли многого от меня требуют?

Угловатое лицо старой дамы вдруг осветилось ласковой улыбкой. Нагнувшись, она неожиданно обняла Катрин.

– Дорогая моя, я уже немало прожила на этом свете и поняла, что в наше жестокое время женщинам, какое бы положение они ни занимали, всю жизнь приходится сражаться. Они борются против войны, чумы, смерти или разорения. Но злейший их враг – это мужчины! И с ними надо биться тем оружием, какое имеешь! Порой следует проявить смирение, тая ненависть в сердце, и не бросаться наперерез буре, которая может переломать кости. Верьте мне! Приходите на ужин сегодня вечером. И поразите всех своей красотой!

– Чтобы мессир Жиль вообразил, будто я хочу ему понравиться? – негодующе сказала Катрин. – Никогда!

– Дело вовсе не в этом. Красота имеет странную власть над Жилем. Он, можно сказать, боготворит ее! Во всяком случае, когда трезв! Я хорошо его знаю. Последуйте моему совету. Я пришлю вам моих горничных.

Когда трубы возвестили о начале ужина и слуги внесли в залу серебряные тазы с душистой водой, в которой приглашенные должны были смочить руки, прежде чем сесть за стол, на пороге явилась Катрин, похожая на видение. Это было именно видение, ибо никогда не была она так бледна… и, может быть, так красива! Она была трагически-прекрасна в своем алом бархатном платье без единого украшения. К высокому убору с загнутыми углами была приколота длинная вуаль из красного муслина, шлейф которой волочился по земле. Она походила на сгусток пламени. На неподвижном узком лице жили, казалось, только огромные глаза и нежно очерченный рот. В зале воцарилась мертвая тишина, и, пока она медленно шла между двумя рядами лакеев в ливреях, все присутствующие не сводили с нее зачарованного взгляда. Жиль де Рец, опомнившись первым, быстро встал с кресла, стоящего под балдахином во главе стола, и двинулся навстречу Катрин, безмолвно протягивая сжатую в кулак руку, дабы она оперлась на нее. Он провел ее мимо стола, за которым уже расселись Жан де Краон, его супруга и капитаны замка, указал ей на место рядом с собой и, поклонившись, промолвил:

– Вы очень красивы сегодня вечером! Благодарю вас за то, что приняли приглашение… и прошу простить меня за утреннее происшествие.

– Я уже забыла об этом, монсеньор, – тихо ответила Катрин.