Его назвали Маратом с подачи матери, как потом выяснилось, в честь героя и вдохновителя Французской буржуазной революции, заколотого в ванне Шарлоттой Корде. Прочитав впоследствии книгу об этом человеке и увидев фотографию бюста этого «героя», Марат невольно содрогнулся. Уродливый злой карлик! Не потому ли и он, Марат Лебедев, так долго отставал в физическом развитии от своих ровесников?

Мать, которую он обожал, как любой карлик обожает грозного великана, имела на него слишком уж сильное влияние. Отчасти потому, что Марат рано ее потерял, он продолжал вспоминать о ней с любовью и нежностью после ее трагической смерти. Вполне возможно, что, если бы в один из припадков мать не покончила с собой и прожила бы еще долго, Марат бы ее возненавидел.

Самоубийство госпожи Лебедевой было таким же театральным, как и вся ее жизнь. Она сделала прическу, полный вечерний макияж, надела лучшее свое платье и, расположившись на диване в эффектной позе, выпила целый пузырек сильнейшего транквилизатора, запив его шампанским. А в предсмертной записке во всем обвинила мужа. В агонии же корчилась так, что прическа сбилась, макияж размазался, и после смерти эта фантастически красивая женщина выглядела отвратительно.

Но Марат запомнил ее именно такой: яркой, эффектной, всегда нарядно одетой, говорящей красиво и со страстью, ибо, прежде чем стать театральным критиком, его мать попробовала себя и на подмостках. Однако карьера актрисы у госпожи Лебедевой не задалась, и пришлось ей переквалифицироваться в критики.

Марат решил сделать ей приятное, поскольку верил, что призрак матери неприкаянно скитается по свету, ведь она самоубийца. Может, это ее утешит? И он поступил во ВГИК, на режиссерский факультет, ведь у него были мамины связи и папины деньги. В память о его матери и в благодарность за папину щедрость приемная комиссия была к Марату Лебедеву более чем снисходительна. Он же принял такую благосклонность за чистую монету. То есть вообразил, что у него большие творческие способности.

Закончив ВГИК, Марат окончательно уверовал в свой талант и загорелся идеей снять полнометражный фильм. Решил стать не только режиссером, но и продюсером, в общем. Но отец категорически заявил, что на эту дурь у него денег нет. А ведь о дипломной работе Марата, короткометражке на злободневную тему, тут же заговорили! «Молодой, подающий надежды режиссер, представитель нового поколения…» Но молодому дарованию позарез нужны деньги. И не только на фильм. На рекламу, прессу…

– Лучше бы ты делом занялся, – поморщился отец, когда услышал очередную просьбу Марата о спонсорской помощи.

– А я чем занимаюсь?

– Это все блажь. Я даже знаю, откуда она. Тебя воспитывала мать, пока я в поте лица зарабатывал деньги.

– А она? Разве она не работала?

Отец утробно хохотнул. Заработки его покойной жены были нерегулярными, от случая к случаю, и всерьез к ним Константин Иванович никогда не относился. О жизни же с красавицей Антониной Дурнев вспоминал как о кошмаре, потому что, в отличие от сына, запомнил не ее утонченный вкус и образованность, а лишь эти ужасные припадки. Могла бы до свадьбы предупредить, что страдает психическим заболеванием. Но ведь поначалу все было нормально! Это ее сцена довела. Нет, для женщины самое главное – душевное и физическое здоровье. И никакого театра!

Дурнев не желал плодить и множить эту извращенную богему. Критиков, режиссеров. Бездельников, одним словом. Все они психи и извращенцы. Да Константина Ивановича тошнило при одной только мысли о театре, спасибо Антонине! Которая по пять раз на дню заламывала руки и падала на диван, стеная: «Бездарности, кругом одни бездарности!»

И Дурнев заранее знал, что это начало нового приступа. Того самого, когда дом погружался во мрак: горы немытой посуды, грязный пол, в ванне киснет замоченное белье, которое через два дня становится склизким. А запах такой, что в ванную комнату и не зайти! Денег на прислугу у Дурнева тогда еще не было, и он вспоминал все эти «прелести семейной жизни» с содроганием. И не раз напоминал об этом Марату, пытаясь развеять нимб святости вокруг образа его матери.

Хотя разлад между отцом и сыном начался еще до окончания Маратом ВГИКа. В тот день, когда единственному сыну исполнился двадцать один год, Константин Иванович посмотрел на него с нескрываемым удивлением:

– Э-э! Как ты вытянулся-то! А я тебя все маленьким считаю.

Позже выяснилось, что это и было началом конца. Константин Иванович, пятидесяти шестилетний мужчина отменного здоровья, решил, что пора устраивать личную жизнь. Долг перед сыном выполнен, в его возрасте Дурнев уже самостоятельно зарабатывал на хлеб насущный.

Сначала Марат не почувствовал опасности. В доме появилась женщина, но вскоре исчезла. Появилась другая, но опять-таки надолго не задержалась. Так прошел год.

Рыжеволосую Ангелину он тоже поначалу не воспринял всерьез. Ее голос был сладким, как патока, а копна волос на голове напоминала Марату стог соломы. Глаза у Ангелины были раскосые, темные, почти черные. Отличная фигура, хотя, на вкус Марата, слишком уж тощая. Напрасно новая пассия отца изводит себя модными диетами. Узнав, что Ангелина работает в ночном клубе танцовщицей, Марат расхохотался:

– Уж этого, папа, я от тебя не ожидал!

– Что такое? – нахмурился отец.

– Она же шлюха! Ты привел в дом проститутку? После мамы?

И в первый раз в жизни отец отвесил ему пощечину. Марату бы еще тогда насторожиться. Отец ударил его из-за женщины! Это означает, что женщина эта Константину Ивановичу очень дорога. И можно было бы избежать того, что случилось. А Дурнев взял да и женился. Марат был в бешенстве. Отец женился на этой рыжей стерве! На хитрой лисе с такой же острой мордочкой и плутовскими глазами. Та залезла в курятник и теперь облизывается, осматриваясь. И сторожит добычу.

«Мачеха», – думал он впоследствии с ненавистью. И больше всего на свете хотел, чтобы она умерла. Исчезла из его жизни. Рыжая стерва!

Но Геля была хитра. Первым делом она попыталась наладить отношения с пасынком. Сделала вид, что разделяет его интересы.

– Ах, Маратик, как же я обожаю театр и кино! Ведь я сама – человек искусства!

И он растаял. Подумал, глупец, что в доме появился союзник. Теперь отец раскошелится, подкинет деньжат на осуществление его, Марата, творческих планов.

Но для начала Константин Иванович раскошелился на туалеты для молодой жены. Геля щеголяла в норковых и собольих шубках, одна краше другой, скупала в ювелирных бутиках бриллианты, разумеется, не работала, а все свободное время проводила у косметолога и массажистки. Вечерами новая жена Дурнева вела светскую жизнь, вместе с мужем ходила в дорогие рестораны, в казино, даже на скачки, явно избегая театров и кинопремьер. Геля подпевала супругу сладко, просто из кожи вон лезла, чтобы угодить. Умный человек, каковым Дурнев и являлся, сразу бы насторожился: а что на уме у рыжеволосой сирены? Но Константин Иванович словно оглох и ослеп от Гелиных прелестей.