— Это не тот газ, не беспокойся! — крикнул Николай, задрав голову вверх, и тут же увидел в пяти метрах над собой светящееся пятно на стене. — Ура! Я, кажется, нашел то, что искал!

Ник ловко вскарабкался чуть выше по скобам.

Пятно оказалось не совсем обычным и напоминало отпечаток ладони.

Николай протянул руку и нажал на камень со светящимся отпечатком.

Камень подался вперед и утонул в стене.

Что-то зашевелилось рядом, и он заметил, что один из соседних булыжников резво выскочил из кладки и с грохотом упал вниз.

В образовавшейся полости Николай увидел сверток, запаянный в плотный полиэтилен.

Воронов выбросил баллончик, взял в руку сверток и довольно быстро выбрался из колодца.

Едва голова Ника показалась над краем колодца, ему в лоб уперся холодный металлический цилиндр, навинченный на ствол пистолета. О предназначении этого «цилиндра» тот догадался сразу. В глаза ударил яркий свет и на какой-то миг ослепил его.

— Давай, вылезай, и без глупостей! — с усмешкой произнесла наглая физиономия с длинными светлыми волосами. — А это дай сюда! — Нервная рука вырвала сверток. — Дернешься, я тебе для начала колено прострелю, а следующая пуля — в живот. Уяснил?

Перспектива остаться инвалидом на всю оставшуюся жизнь была не из приятных, и Воронов выполнил то, что от него потребовал человек с оружием. Когда вылез из ямы, окружавшей колодец, то увидел и Василия.

Тот лежал на животе, руки скованы за спиной наручниками, а из разбитого носа текла густая кровь. В затылок перепуганному Василию упирался ствол пистолета с глушителем, который держал коренастый крепыш, навалившийся коленом на спину несчастного таксиста.

— Ты во что меня втянул?! — возмущенно завопил Василий, увидев, как осунулось лицо Ника. — Ты тут клады ищешь, а мне сдыхать вместе с тобой? У меня невеста беременная! — соврал и смалодушничал он. — Попроси их, чтоб отпустили! Я ведь не при делах…

Докричаться до голоса жалости к своей необычайно невинной персоне он так и не смог. Крепыш профессионально стукнул рукоятью пистолета ему по затылку, и голова Василия уткнулась в землю.

Крепыш поднялся, подошел к длинноволосому блондину и забрал у него сверток.

— Ну-ка посмотрим…

Небрежно разорвал упаковку — в руках оказалась толстая тетрадь.

— И это все, что вы нашли? — спросил крепыш у Николая.

— Да, — честно ответил Ник. — Можете сами спуститься в колодец и проверить.

— Ну уж нет, спасибо, — зло процедил сквозь зубы крепыш. — Один из моих людей уже проявил подобное любопытство и сгорел живьем вместе с бароном.

«Взрывное устройство!.. Ах вы, сволочи!» — сообразил Ник и ужаснулся: «Дед погиб!»

Волна ненависти накатила на рассудок Николая. Он бросился на крепыша, готовый удавить того голыми руками. Но почувствовал, как от чьего-то удара по его голове расплескалась резкая боль, погрузившая сознание в кромешную тьму.

Курт прицелился из пистолета в сердце Николая:

— Что будем делать с этими русскими свиньями, Бруно? Ликвидируем? После предлагаю их сжечь вместе с избой — и концы в воду.

— Подожди. — Бруно перелистывал страницы дневника. — Тут не все так просто. Текст зашифрован. Я думаю, этот умник знает ключ к шифру. Надеюсь, ты не перестарался с ударом? Мозги у него на месте останутся?

— Обижаешь, — пробурчал Курт. — Я же профессионал. Минут через двадцать-тридцать придет в себя. Что со вторым?..

— Обыщи этого, — крепыш кивнул на Николая. — У него должен быть ключ от домика. И тащи их обоих туда. А я пока загоню их машину в сарай.

Курт обшарил карманы Ника, нашел ключ и открыл им дверь избы. Затем он взял под мышки Николая и перенес его в дом. То же он проделал и с бесчувственным телом Василия.

Микроавтобус немцы спрятали в сосновом бору, замаскировав ветками. В это время дачи пустовали, так что можно было не опасаться, что машину кто-то случайно обнаружит и сообщит «куда следует».

Ноябрь 1946 года. Антарктида.

Секретная подземная база «Черное Солнце».

Боль судорогой расползалась по телу и иногда превращалась в гортанный крик. Она рвала нутро, словно колючая проволока, и напитывала сознание самыми мрачными, ядовитыми чувствами. От нее не было освобождения, она не собиралась уходить прочь и вертелась, юлила и ползала, как огромный кошмарный червяк, покрытый толченым стеклом. Мозг превращался в жидкий тошнотворный кисель.

Хольман не спал уже третьи сутки, не ел, никуда не выходил и беспробудно пил. Когда алкоголь расходился по телу Карла приятной теплой волной, боль слегка отступала и он чувствовал, как жирный мерзкий червь зарывался в его мягком мозговом мясе и засыпал, чуть слышно похлопывая по нервным окончаниям колючим кончиком хвостика. Но ненадолго. «Червь» набирался сил, чтобы затем вновь напасть: стремительно, безжалостно, пронзительно, вызывая стоны и крики. Эта боль могла множиться, расширяться, сливаться и просто сводила Карла с ума, съедая заживо.

Карл жадно приложился к горлышку бутылки, сделал несколько глотков и поставил бутылку на полку возле умывальника. Рука сильно дрожала и немела. Поморщился. И секунд тридцать смотрел на свое отражение в зеркале.

Лицо, покрытое темными пятнами, выглядело чужим и каким-то новым, будто свежий ярлык на уцененном товаре. Черты практически не изменились, но ничего привычного и родного в них не наблюдалось. Кожу словно обильно присыпали белой пудрой, а губы окрасились насыщенной синевой, как у покойника. Глаза тоже видоизменились: белки заплыли фиолетово-пурпурной пленкой, радужная оболочка наполнилась огненным светом, а зрачки — какой-то бездонной, мертвой пустотой. Лишь железные коронки на зубах блистали все тем же стальным глянцем.

Хольман дернулся всем телом, чтобы вернуться к реальности и не впасть в гипнотический транс. Разглядывание собственного лица ему и раньше не нравилось, а теперь — тем более. Снова свинтил с бутылки пробку и сделал пару глотков. Спирт обжег пищевод, резко упал в желудок и наполнил его приятным теплом. Потом Карл вылил еще немного алкоголя на ладонь и продезинфицировал рану на шее.

Эта рана его очень беспокоила. Вначале она была небольшим пятнышком с рваными краями и запекшейся кровью, но вскоре начала разрастаться и жутко чесаться где-то глубоко внутри. По краям раны, напоминавшей застывший кратер вулкана, плоть почернела, а в центре стала багрово-красной с желтыми прожилками гноя. От нее исходил неприятный запах, будто от протухшего мяса, весь день пролежавшего на солнце.

Карл поставил бутылку, дотронулся до темного дугообразного мешка под правым глазом, а потом провел пальцем по щеке до мочки уха. «Это какая-то инфекция, — подумал он, — какое-то бактерицидное заражение. Может, к доктору сходить? Но вдруг это опасно? Вдруг они меня посадят в клетку, как зверя, или того хуже — уничтожат? Я ведь могу оказаться заразным. Что делать? Что, черт возьми, теперь делать?! Проклятый Крюгер оказался неуязвим, почему же я мучаюсь от боли, и мои ткани не регенерируют? Этот любитель крыс обещал, что я стану таким же, как он! Обещал!.. Когда?.. Когда уйдет боль? Когда?..»