– Ну, все, – проговорила Пуговка – Тебе капец! – Она хлопнула парня по плечу и улыбнулась. – Тебе капец, зайчик! Тебе капец.

– Мне? – засмеялся парень. – Это тебе капец, маленькая. Тебе. Сейчас я выну из штанов свой хуй, и ты осторожно возьмешь его в рот. А дальше я тебе подскажу, маленькая, подскажу что с ним дальше делать…

Стоящие у стены ребята захихикали.

– Тебе пиздец, – сжав зубы, процедила Пуговка.

Она взмахнула рукой, притянула парня за шею вниз – он согнулся, словно тряпичная кукла, почти напополам, и она изо всей силы двинула ему коленкой в лицо. Раздался громкий щелчок – треснула челюсть. Изо рта парня на пол хлынула клейкая кровавая слюна, что-то захлюпало. Пуговка отступила и, как по футбольному мячу, пыром ударила его левой в шею. Парень подпрыгнул, разогнулся, голова его с размаху врезалась в бетон, он медленно сполз по стене, оставляя алый след, и рухнул на бок. Ноги его мелко задрожали, он дернулся, вытянув пальцы левой руки, потом пальцы медленно сжались. Парень затих.

– А вы что смотрите, уроды?! Вы тоже хотите да?!!! – Повернулась к ребятам Пуговка.

Они ошеломленно смотрели на нее, не в силах двинуться с места.

– Убьююююююю! – вдруг завизжала Пуговка.

Выхватив из кармана нож с выкидным лезвием, она нажала на кнопку – клинок матово отразился в свете подвальной лампочки. Она бросилась к ближайшему и широко полоснула по лицу. Брызнула кровь. Парень схватился за лицо и упал на колени.

– Убьююююю уроооодов! – верещала Пуговка.

Со зверским лицом она воткнула лезвие в правый бок второго, стоящего рядом. Он тихо охнул и, скривившись, привалился к подвальной двери. Пуговка тут же схватила левой рукой за волосы третьего и воткнула нож в шею, провернув и быстро выдернув его. Ее лицо залил теплый фонтанчик темной венозной крови.

Четвертый парень открыл рот и, сделав быстрый вдох, заорал:

– Ааа-аа-ааааа! Помогите!!! – Он бросился к выходу.

– А уррродов мы будем убивать, – зашептала Пуговка.

Она перекинула нож, взяв его за лезвие, прищурила глаз, прицеливаясь. Плавно взмахнула рукой и запустила нож в спину убегавшего. Нож просвистел, словно блестящая молния, и с мягким шлепком воткнулся между ребер, слева, пронзив легкое. Уколол сердце. Парень, будто остановшись на ходу, потерял равновесие и, заломив руки, полетел вперед, со всего размаху ударившись головой о пол. Упал ничком, не подавая признаков жизни.

– Ой бля, ой бля, ой бля.. – Юноша с порезанным лицом стоял, сложившись, у стены.

Пуговка подошла к нему и, глядя на Алешу, обхватила шею и резко крутанула. Хрустнули позвонки – парень рухнул.

– А уродов мы будем убивать, правда Алешка? – Пуговка подмигнула мальчику, вытирая со щек липкую кровь.

– Мама! Мамочка, мама.. – застонал парень, уткнувшийся лбом в подвальную дверь. Из бока, между прижатых пальцев, у него текла кровь.

– А ну, умолкни, гнида! – прикрикнула на него Пуговка.

Стоны стали тише.

– Умолкни, а то убью!

Парень замолчал.

– Алешка… – Пуговка подошла к растерянному мальчику, положила руку ему на плечо, увидев на ней кровь, спохватилась, и одернула. – Чеерт.. Чуть тебе куртку не испачкала… Алешк, ты мне друг?

– Дддруг, – промямлил Алеша.

– Ты никому не скажешь, что здесь было? – Пуговка смотрела прямо ему в глаза.

Алеша взглянул на лежащего в рубиновой луже парня и поежился.

– Ннет..

– Да не бойся ты так… Помнишь, я раньше каждое лето на месяц к тетке Маше в Сибирь ездила? Я раньше тебе никогда не рассказывала… Знаешь, а она там меня сильно била. Брала мокрый веник, стаскивала трусики, на пол бросала и хлестала меня веником по попе. Знаешь, как больно было! – Пуговка закусила нижнюю губу. – Больно… Каждый раз думала, что все – конец, больше не поднимусь. Даже сил плакать не было, не то, что кричать… Но – ничего. Полежала – и вставала, будто заново рождалась, вся такая свеженькая, полная сил. Бежала потом с соседскими мальчишками на сенокос или на речку – рыбу ловить. Ловкая становилась, смелая… – Она подошла к стоящему на коленях парню. – Смелая!

Пуговка нанесла сильнейший удар ему в висок. Парня развернуло, ударило головой о дверь, он винтом грохнулся на пыльный пол, неестественно подогнув ноги. Из уха вытек тонкий ручеек крови, устемившийся в выщербины бетона.

Пуговка остановилась, тяжело дыша.

– Устала я что-то, устала… – Она встрепенулась: – Что это?

– Что?

– Ты ничего не слышал?

– Нееа… Где?

– Там – Пуговка показала пальцем. – В углу.

– В углу?

– Да. Вон там. Какой-то шорох.

– Вон в том углу?

– Да, повторюха-муха, да, в том.

– Там нет ничего.

Девочка внимательно всмотрелась в темноту.

– Будем надеяться, будем надеяться, – вполголоса сказала она.

Она повернулась к мальчику.

– Пора… Пошли, Алешкин! – Пуговка поманила его пальцем. – Только сначала к колонке сходим, надо мне обмыться немного, а то родители могут заметить.

Обмыться немного. Родители могут заметить. Повернулась. Поманила пальцем. Внимательно посмотрела. Что там? А? Ты помнишь? Что?

А помнишь, как мы с тобой покупали пахлаву и ели ее, липкую, вырывая друг у друга из рук, забирались в кусты, следовали вдоль бульвара по высокой зеленой траве под почти вертикальными лучами солнца, греющего наши макушки, серебристого, белого, как снег, который будет лежать здесь вечно, уже вечно; cнег, который навсегда примирит нас, оставит в забытьи, уйдет, не потревожив, по присыпанным следам, отправится в неизбежность, безвозвратность, втопчется в озимые поля?

А помнишь, как мы с тобой считали секунды возле разрушенной мельницы, как мы сжались в предвкушении, думая о том, кто сейчас оттуда может выйти, держали на готове осколки кирпичей, но оттуда выбежал Тобик и завилял хвостом, словно убеждая, что все в порядке и можно идти, ты зашла первой и рухнула в деревянный погреб и только через десять минут из глубины послышался твой жалобный вопль, а Тобик всматривался в темноту, но прыгнуть так и не решился, там журчала вода и, кажется, были слышны крики журавлей?

А помнишь, как мы с тобой пошли кататься на автобусах, а потом бросали камни им во след, нужно было бросить как можно ближе и ты попала в колесо, автобус остановился, вышел сердитый дядька, дыхнул перегаром, достал из кармана тяжелую руку и оттягал меня за ухо, слезы брызнули из глаз, но сказать ничего было нельзя, он недовольно ругнулся, залез в кабину, закрыл сжатым воздухом дверь, и автобус укатил, оставив нас стоящими в одиночестве и растерянности посреди пустынной пригородной гравейки?