Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спенсер!
Человек, который однажды поклялся никогда ей не лгать. И который внезапно решил засесть дома ради ухода за ребенком.
Любимый, что ты скрываешь от меня?
17
Алекс Рехт не мог решить, как действовать дальше. Хокана Нильссона отправили домой, однако следственная группа не прекратила наблюдения за ним. Продолжалось и прослушивание телефона – как стационарного, так и мобильного.
Фредрика, вернувшаяся после визита к тетке Ребекки, заперлась в своем кабинете с привезенными оттуда материалами. Она отчиталась в нескольких словах, утверждая, что надо поближе изучить организацию кураторов. Алекс был в душе не согласен с ней, но, поскольку других убедительных версий не имелось, возражать не стал.
Он взглянул на часы. Скорее всего, уже скоро Фредрика отправится домой и вернется не раньше понедельника. Дай бог, ей удастся примирить интересы семьи и работы. Группе не нужен еще один Петер.
Алекс решил позвонить Турбьерну Россу и поблагодарить за приглашение на рыбалку. К сожалению, он вынужден отказаться. Слишком много работы. Слишком много всякого, что надо осмыслить. Слишком…
– Турбьерн Росс.
– Привет, это Алекс. Я только хотел сказать, что с удовольствием поеду с вами на выходные.
«Что я такое говорю?» – спохватился он.
Руки у него вспотели. Неужели он совсем лишился рассудка?
– Черт, как я рад, – ответил Турбьерн. – Я думал, ты откажешься.
Сам Алекс тоже так думал.
– Меня особенно привлекла рыбалка.
– Я так и решил. Позвоню жене и скажу, что ты едешь с нами.
– Подожди. Я поеду на своей машине. Завтра мне нужно поработать, так что появлюсь поближе к вечеру, если не возражаешь.
Естественно, Турбьерн не возражал. Все можно организовать, если захотеть. Главное, чтобы Алекс съездил с ними на дачу, сменил обстановку, подышал свежим воздухом и выпил с Турбьерном по рюмке коньяка.
Закончив разговор, Алекс позвонил дочери, рассказал о своих планах. Он слышал, как она обрадовалась, понимал, что посылает долгожданные сигналы: смотри, у меня идет нормальная жизнь. Проводить свободное время с друзьями – все, что нужно человеку.
Боль жгла грудь. Утрата показала, что человеку на самом деле надо так мало. В конечном счете он не нашел ни одной вещи, которую не отдал бы, чтобы вернуть Лену. Ничегошеньки.
Звонок мобильного задал новое направление мыслям.
– Это Диана Тролле. Я отвлекаю?
– Нисколько. Как у вас дела?
Что она должна ответить? Что он в состоянии выслушать? Жизнь стала бессмысленной, по утрам не хочется просыпаться… Она избавила его от самого неприятного, оставив это между строк.
– Я в порядке. Хотела только узнать, как движется расследование.
Алекс на мгновение закрыл глаза. Как было бы прекрасно, если бы он мог сказать: все идет отлично, мы нашли убийцу, он уже сидит в следственном изоляторе Крунуберг.
– Имя Густава Шёё вам о чем-нибудь говорит? – спросил он вместо этого.
– Нет. Хотя подождите. Это научный руководитель Ребекки в университете.
– Какие у них были отношения?
– Никаких, насколько мне известно.
– Я имею в виду – хорошие или плохие?
– Скорее, плохие. Она была недовольна им.
– В чем заключалась проблема?
– У него никогда не было времени. Помню, ее это раздражало. Считала, что он мог бы серьезнее относиться к ее работе. Даже пыталась поменять его на другого, но университет на это не пошел. Почему вы о нем спрашиваете? Он под подозрением?
На этот вопрос Алексу отвечать не хотелось.
– Мы рассматриваем несколько лиц.
Ответ звучал уклончиво, не так доверительно, как ему бы хотелось.
– Вы установили, кто был отцом ребенка?
На этот вопрос был только один возможный ответ.
– К сожалению, я пока не могу это комментировать.
В трубке стало тихо, и он услышал нечто другое – голос боли и тоски.
– Иногда мне кажется, что я слышу ее шаги. Все эти маленькие звуки, которые она издавала, на которые я не обращала внимания. Алекс, я слышу ее. Я схожу с ума?
– Вовсе нет. – Когда Алекс попытался ответить, голос плохо повиновался ему. – Мне кажется, многие в вашей ситуации переживают нечто подобное. Потерять любимого человека – это все равно что лишиться важной части тела. Ее ощущаешь все время, хотя ее уже нет.
– Звуки-призраки.
– Мы слышим их почти все время. – Он улыбнулся, заморгал, смахивая набежавшие слезы.
– Хотя их уже нет.
Она говорила почти шепотом, Алекс положил голову на трубку. Его поразило, до чего приятно было слышать голос Дианы – исполненный жизни, хотя они и говорили о смерти.
Закончив разговор, он вышел в коридор и разыскал Петера.
– Следует еще до выходных допросить Густава Шёё.
– Я тоже так думаю, – ответил Петер. – Я позвонил в несколько мест, проверяя его алиби. Оно шаткое. Он прекрасно мог приехать в Стокгольм, подобрать там Ребекку и снова уехать в Вестерос.
– Вези его сюда. Прямо сейчас.
Вид из ее окна открывался такой мрачный, что она старалась туда не смотреть. Кто вообще разрешил настроить в центре города таких унылых зданий, из которых состоял полицейский квартал на Кунгсхольмене? Один железобетонный монстр хуже другого – крошечные окна, тесные кабинеты.
Воздух тут вообще не был предусмотрен. В расчете на то, что для дыхания у тебя есть другое место.
Фредрика позвонила домой, убедилась, что все идет по плану. В голосе Спенсера ей почудилась усталость, но она решила не обсуждать это по телефону. Почему – она сама не могла объяснить, и это ее пугало. В трубке послышался голос Саги, и сердце переполнилось нежностью. Подумать только, что бывает такая любовь! Раньше она себе этого даже не могла представить. Естественная, чистая и без всяких условий – иногда она немела от любви. Иногда, наблюдая за своим ребенком, она чувствовала, что готова расплакаться. Если бы с Сагой что-то случилось, она спятила бы. Душа никогда не нашла бы покоя. Она понимала: отними у нее ребенка – и ничего не останется.
Конечно же, ее волновало, будет ли это чувство ослабевать с годами, начнет ли она воспринимать Сагу как данность или любить ее меньше. А вот Диана Тролле, кажется, походила на человека, готового начать новую жизнь. После двух лет неопределенности она узнала о судьбе дочери – и эта ясность дала ей долгожданное успокоение. Безутешная мысль вертелась в голове у Фредрики. У Дианы есть другой ребенок – интересно, это сыграло свою роль? Легче ли переносится скорбь, если еще один остается?