– Он назвал себя Шрайдером.

– И вам почему-то не нравится его фамилия? – попыталась иронично «угадать» княгиня Сардони.

– В общем-то, я совершенно безразличен к человеческим именам, как и к лицам. Но если вам угодно выслушать собственное мнение сержанта морской пехоты, то я привык считать, что, коль уж иностранный офицер называет себя вымышленным именем, его лучше сразу же пристрелить.

– Надеюсь, это касается только иностранных офицеров?

– В основном. Считаю, что пристрелить – куда проще, нежели потом долго выяснять, для чего ему понадобился псевдоним и кто он в действительности.

– Тогда в чем дело? Занять пистолет, или предпочитаете пользоваться своим?

Морской Пехотинец всегда уважал княгиню Сардони за то, что она не прибегала к язвительности и насмешкам. И если сегодня ее слегка повело, то для этого, очевидно, были какие-то основания. А следовательно, должно существовать и оправдание.

– Видите ли… У меня закралось подозрение, что этот самый исполосованный шрамами Шрайдер – не кто иной, как Отто Скорцени.

– Скорцени?! – дрогнувшим голосом спросила княгиня Сардони, она же агент контрразведки Ватикана «Валерия». – Вы уверены, что это именно он?

– Как бы мы в этом ни сомневались, штурмбаннфюрер Скорцени уже у ворот виллы. Обер-диверсант рейха уже здесь – и с этим придется смириться.

– Хватит паясничать, сержант! – вдруг сорвалось у княгини. Уж она-то прекрасно знала, что фамилия Шеридан, под которой у нее на вилле появился сам сержант, тоже отцу этого американца никогда не принадлежала, однако же до сих пор не пристрелила его.

– И все же это Скорцени. Судя по всему, вместе со своим адъютантом Родлем, ну и с десятком солдат охраны, естественно.

– То есть с гауптштурмфюрером Родлем, – почти машинально уточнила княгиня. – Но они не могли появиться здесь, это совершенно невероятно, – растерянно бормотала она, стоя на краешке палубы и держась рукой за уходящий к вершине мачты канат. – Мне, конечно, хотелось бы, чтобы обер-диверсант рейха навестил «Орнезию», но не таким вот, подпольным, образом. Что вы так смотрите на меня, Шеридан, или как вас там на самом деле?..

– Я всегда смотрю на вас только с почтением.

– Однако не ответили на основной вопрос – каковой является ваша настоящая фамилия?

– Какую бы я ни назвал в эти минуты, она все равно окажется вымышленной.

– По крайней мере, откровенно, – процедила княгиня.

– Если же вам угодно выслушать собственное мнение сержанта морской пехоты, то я не стал бы придавать этому визиту слишком большое значение. Тем более, что, как мне кажется, настроен штурмбаннфюрер весьма миролюбиво.

– А вы подозревали, что он явился сюда, чтобы штурмовать нашу виллу?

– Главное, чтобы не пытался похитить вас, как в свое время – Муссолини.

Еще несколько секунд княгиня посматривала, то на слегка покачивавшуюся на волнах шлюпку, то на Морского Пехотинца, затем решительно направилась к трапу, соединяющему яхту с берегом.

– Вы ведь уже виделись с ним, так? Что вы ему сказали и что услышали в ответ? Чего вы молчите?

– Я не молчу, а выслушиваю вопросы.

– Так, может, хватит их выслушивать и пора отвечать?

– Если же вернуться к личности штурмбаннфюрера… Я уже сказал ему, что в столь ранние часы княгиня Сардони гостей не принимает, и оставил дожидаться приглашения по ту сторону ворот.

Мария-Виктория посмотрела на него, как великодушная мать-настоятельница на последнего защитника осажденного монастыря.

– Вы действительно решились на такое?

– Исходя из того, что вилла «Орнезия» является собственностью Ватикана, а также из того, что неприкосновенность ее гарантируется святостью дипломатической неприкосновенности и нейтралитета Святого престола.

– Да вы – Талейран! Я вот почему-то очень часто забываю о дипломатическом иммунитете «Орнезии».

– Главное, чтобы о нем не забывали обер-диверсант рейха и его подопечные. Так что же нам делать со Скорцени?

– Вечный вопрос человечества: что нам делать с Тимуром, с Македонским, с Наполеоном?..

– Ну, этот парень, допустим, на подобные сравнения не тянет, – ревниво урезонил ее Морской Пехотинец. – Не тот размах.

– И все же вы безумец, сержант! Оставить его по ту сторону ворот! Вы хоть понимаете, что через десять минут Скорцени снесет их?

– Не решится, поскольку знает, что вилла находится под патронатом Святого престола.

– В том-то и дело, что Скорцени способен снести их вместе с виллой и Святым престолом.

– Уж не прикажете ли благодарить этого эсэсовца за то, что он все еще настроен добродушно и милостиво? – внутренне вскипел Шеридан.

– Добродушие Скорцени как раз и является первым признаком того, что он готов снести их, сержант. Если только в гости к нам действительно явился сам Скорцени, а не какой-то в пьяной драке исполосованный шрамами чиновник гестапо.

– Коль уж вам угодно будет выслушать собственное мнение сержанта морской пехоты…

– Чем меньше будете налегать на то, что вы – бывший сержант морской пехоты, мистер Шеридан, – нравоучительно перебила его Мария-Виктория, – тем Скорцени больше будет подозревать вас в том, что на самом деле вы были лейтенантом разведки Военно-морских сил США. И не думаю, чтобы он слишком уж ошибался.

Шеридан затравленно как-то взглянул на Марию-Викторию. Он не желал портить отношения с хозяйкой виллы, но в то же время помнил, что до сих пор в «Орнезии» не принято было выяснять, кто есть кто. Особенно если речь шла о прошлом кого-либо из ее обитателей. Здесь каждый оставался тем, кем прибился к «спасительным вратам» виллы; кем назвался, какую роль избрал для себя.

Что касается лично его, то до сих пор он оставался Морским Пехотинцем. Точнее, волею судеб заброшенным на север Италии сержантом морской пехоты, некогда списанным по состоянию здоровья. И до сих пор эта легенда устраивала решительно всех.

– Смею утверждать, что акцентировал внимание не на чине сержанта, а на «собственном мнении».

– Выскажите его Скорцени. Больше всего на свете он любит выслушивать «собственные мнения» американизированных потомков итальянских эмигрантов, дослужившихся до чина сержанта морской пехоты США.

В ответ Шеридан лишь беспомощно развел руками: сегодня он попросту не узнавал княгиню Сардони.

– Как вам будет угодно, – пробормотал он в свое оправдание первое, что пришло на ум.

– Мне угодно, чтобы вы немедленно открыли ворота и доставили штурмбаннфюрера в мой кабинет. Надеюсь, к тому времени я хоть в какой-то степени приведу себя в порядок.

Княгиня произнесла это, уже стоя у бокового входа в особняк. Но когда Шеридан, лишь для видимости ускорив шаг, направился в обход здания, чтобы распорядиться в отношении гостей, не удержалась и пошла вслед за ним. Даже после того, как ворота были открыты и машины въехали на территорию виллы, Скорцени продолжал оставаться у ворот, словно сомневался, что его уже готовы принять.