— А Вам, Александр Григорьевич, очень много нефти и газа, а Вы, пожалуйста, еще несколько лет поводите нас за нос сказочкой про ваше историческое объединение с нами. Нам так приятно чувствовать, что мы встаем с колен и возрождаем Великую Державу.

— А Вам, Нурсултан Абишевич, выгодный раздел Каспия и окончательный договор о границе, а Вы, ради бога, продолжайте каждые полгода выдвигать новую великую евразийскую инициативу.

Лидеры постсоветских государств прекрасно понимали все комплексы российской политической элиты и, подобно опытным психоаналитикам, великолепно их эксплуатировали. Особенно преуспел в этом Великий Славянин Александр Лукашенко. Как большинство диктаторов XX века, этот малообразованный человек проявил себя прирожденным психологом.

В течение многих лет он регулярно приезжал в Москву, подписывал очередную бумажку об окончательном и всеобъемлющем объединении с Россией, разбивал в Грановитой палате стакан с водкой и уезжал с очередными экономическими преференциями на несколько миллиардов долларов, позволявшими удержать на плаву его неэффективную экономику. Но никогда ни на секунду он не думал серьезно о том, чтобы променять свое положение диктатора среднего по размерам европейского государства на пост минского секретаря обкома или губернатора.

Его коллеги по постсоветскому пространству были не столь виртуозны в своих отношениях с Россией, но каждый из них извлек немало для себя полезного, умело поддерживая до поры до времени иллюзии Москвы насчет воссоздания «либеральной» или не очень либеральной империи.

А Москва надеялась, все ждала и верила сердцу вопреки, затем раздражалась и наконец впадала в истерику. Уж сколько радости было с приходом к власти в Молдавии русского коммуниста Воронина. Прошло немного времени, и он оказался в глазах Москвы «антироссийским». Уверен, что то же самое произошло бы и с Януковичем, если бы его все-таки удалось протащить на пост президента Украины. Москва никогда не дождется появления на просторах СНГ «пророссийских» сил в своем понимании этого слова.

Вороватая и бездарная, надменная и трусливая, мечущаяся между Куршевелем и Лефортовом российская политическая «элита» никак не может понять, что никому она не нужна на постсоветском пространстве в качестве учителя жизни и центра притяжения.

Другие центры притяжения оказываются сегодня гораздо более привлекательными для наших бывших соседей по коммунальной квартире. Украина, Молдавия, страны Закавказья видят свое будущее в евроатлантическом политическом пространстве. Рванул бы туда и харизматический батька, но хорошо понимает, что ему-то лично во всей Большой Европе светит только одна Гаага.

Средняя Азия постепенно становится ближним зарубежьем набирающего экономическую мощь Китая.

Сегодня, после драматических событий в Украине, Киргизии, Молдавии, российский политический класс испытывает жесточайшую геополитическую ломку, более острую, чем даже в 1991 году. Тогда Это казалось еще временным. Сегодня стало очевидным, что Это навсегда. Слова «ближнее зарубежье» потеряли свой обнадеживающе амбивалентный смысл.

«Ближнее зарубежье Китая» — вот новое словосочетание, которое пока еще осторожно пробует на вкус, примеряя его к себе, российская политическая «элита», объединенная неукротимой ненавистью к Западу. Страстное желание принадлежать чему-то Большому и Евразийскому может найти свое неожиданное, но логичное завершение:

Панмонголизм — хоть имя дико,

Но им ласкает слух оно.

17 мая 2005 года

Прошло более двух месяцев после убийства Аслана Масхадова. Оно было встречено в официальной Москве взрывом торжества, в котором явно выделялась одна ликующая нота облегчения — ну вот теперь никто ни в России, ни на Западе не будет приставать к нам с призывом вести переговоры, переговариваться больше не с кем.

Да, жизнь российских чиновников (от президента до рядовых пропагандистов) на международных форумах заметно облегчилась. О Чечне никто не вспоминал ни на саммите ЕС-Россия, ни на торжествах 60-летия Победы. Но война, которую ведет Россия на Кавказе последние десять с лишним лет, станет еще сложнее и бесперспективней. Именно потому, что переговариваться теперь будет больше не с кем.

Ликвидация Масхадова поставила символическую точку, обозначила окончательное завершение одной стадии войны и переход ее в новую, еще более опасную фазу.

Война начиналась как классический сепаратистский конфликт между центром и мятежной провинцией. В нем не было никакой идеологической или религиозной нагруженности. Военными действиями с обеих сторон руководили выпускники одних и тех же советских военных академий, прекрасно понимавших психологию и образ мысли друг друга. Время от времени им удавалось договариваться о приостановлении военных действий.

В период между первой и второй чеченской войнами при активном содействии таких фигур, как Мовлади Удугов и Шамиль Басаев, в Чечню под флагом ваххабизма проникла идеология исламского радикализма. Речь идет не только и не столько о террористах-«интернационалистах», прибывших из Ближнего Востока с философией и технологией глобального терроризма. Их роль никогда не была значительной. Гораздо опасней то, что чем дольше продолжалась война, тем больше людей в Чечне, особенно молодежи, не видевшей с раннего детства ничего кроме войны, ее жестокостей и зверств, гибели своих близких, заражались и заряжались этой идеологией. Они уже стали воспринимать себя частью международного джихада, ведущего священную борьбу за уничтожение безбожного Запада и России как его наиболее уязвимой части и установление Всемирного Халифата.

Приходит новое поколение полевых командиров, у которых за плечами два месяца школ медресе, обучающих ненависти, фанатизму и подрывному делу. Эта идеология и практика распространяются по всему Северному Кавказу.

Показательно, как интернациональны были все последние громкие террористические акции. Среди их участников не было арабов или «негров», но были выходцы почти из всех республик Северного Кавказа.

Исламским «интернационалистам», в том числе и чеченским, совершенно безразлична судьба Чечни и ее народа. Они рассматривают Чечню исключительно как плацдарм для Всемирной Исламской Революции, для следующего ее прыжка на Россию. Так же как для «интернационалистов», наводнивших в 1917 году Россию, она была лишь хворостом для разжигания Мировой Коммунистической Революции. Исламистские радикалы ни о чем не собираются разговаривать с Москвой.

Встала задача, которую обязаны были совместно решать российские и чеченские политики, — прекращение войны, которая непрерывно порождает расползание исламского радикализма по Северному Кавказу. В решении этой задачи Москва, чеченцы, сражающиеся на ее стороне, и сепаратисты, ориентировавшиеся на Масхадова и его правительство, объективно являлись союзниками, потому что исламский радикальный терроризм, символизируемый такими фигурами, как Басаев, уничтожает прежде всего саму Чечню.

Как правильно заметил еще в 2000 году президент Путин: «В конце концов, для нас не так уж важен формальный статус Чечни. Важно, чтобы с этой территории никогда не исходила угроза России». Это та блестящая формула урегулирования, под которой с готовностью подписались бы все стороны конфликта, осознающие громадную опасность глобального исламского радикализма, избравшего Чечню и Россию объектом своей идеологической экспансии.