«Беннет?»

Стефани уронила почту и вышла из дома.

Металлически-яркий свет впился ей в глаза, словно она открыла занавески поутру, хотя был уже день; тем утром Стефани проспала звонок будильника и не открывала глаз до половины двенадцатого. Она и не думала, что такое возможно в этой комнате после ночных волнений.

Когда она проснулась, свет еще горел. За ее зарешеченным окном время от времени проезжали машины. Не было никаких признаков того, что кто-то, кроме нее, ложился этой ночью в ее постель после того, как Стефани вернулась с дорожки перед домом.

Как только сжимающий сфинктер ужас, явившийся вместе с ощущением улегшегося рядом тела, перешел в долгий период молчаливой неподвижности на кровати, и много после того, как холод и ночная морось успокоили Стефани, усталость подловила момент, чтобы овладеть ее утомленными телом и сознанием. Она спала без памяти, пока не пробудилась поздно утром.

Никакие кошмары не последовали за ней из сна на свет дня. Стефани почистила зубы и умылась в теплой и милосердно тихой ванной, чувствуя себя ирреальной и не годящейся для обычной жизни; она словно имитировала рутину, давно уже непривычную в этом доме. Но все равно она передвигалась по второму этажу на цыпочках, опасаясь начать это заново, опасаясь разбудить нечто.

По крайней мере, теперь Стефани была на улице, живая и здоровая. Даже летящая в лицо морось, из-за которой ее волосы вскоре начнут кудрявиться, была приятным разнообразием в сравнении с затхлым воздухом дома и запахами старости и заброшенности. Здесь, снаружи, все, кого она повстречает, скорее всего тоже будут из плоти и крови.

Не видя никого вокруг, она заспешила к автобусной остановке. И снова вспомнила, каким странным всегда казался ей этот уголок северного Бирмингема: пешеходы появлялись только ближе к центру города, из-за чего за пределами главных транспортных артерий царила почти абсолютная тишина. Район то ли слишком устал, чтобы двигаться, то ли спал, то ли умер.

В банке она сняла сто фунтов по чеку, потом прошла всю Брод-стрит и побродила между кафе и барами на Гэс-стрит-Бейсин, чтобы проверить, как там ее заявки о приеме на работу.

Когда в последнем из десяти заведений, куда она подала резюме, ей сказали, что все еще рассматривают список из более чем двухсот кандидатов, она засела в «Коста-кофе» и побаловала себя самым дешевым из имевшихся сэндвичей и маленьким латте.

Неужели в городе не осталось работы, за которую ей бы заплатили? Три месяца назад даже менеджеры «KFC» и «Макдональдса» качали головами, и Стефани ожидала, что они повторят эти движения, обратись она к ним сегодня. Трехдневная работа на прошлой неделе начала казаться выигрышем в лотерею.

Нежелание находиться в доме № 82 по Эджхилл-роуд продолжило покалывать статическим электричеством и вынудило ее завести в рабочем блокноте список тех предприятий с Нью-стрит и Корпорейшн-стрит, где она уже оставила резюме или заполнила анкету. Стефани собиралась пройтись по ним за время, оставшееся от рабочего дня. Она была готова на все, лишь бы отложить возвращение «домой».

Но пока ее ручка шуршала по бумаге, мысли Стефани убрели прочь от этой задачи и прочь со страницы. Мир работ, покупателей, проезжающих мимо водителей и гуляющих семей померк у нее в голове, вместе с размышлениями о неспособности заработать достаточно денег, чтобы когда-нибудь заняться чем-то иным, нежели цепляться за существование в съемной комнатушке.

Мысли о соприкосновении с чем-то куда более зловещим и значимым в доме № 82 по Эджхилл-роуд снова вызвали волны паники у нее в животе. Она призналась себе, что ожило и сильнейшее любопытство, так что Стефани в конце концов не смогла больше концентрироваться на ограниченных перспективах работы в сфере услуг – в униформе и за грошовую зарплату – в которой так отчаянно нуждалась. И вскоре вместо вероятных или невероятных трудовых перспектив она начала выписывать увиденное в доме.

Стефани посвятила каждому явлению, с которым столкнулась, отдельную страницу в блокноте, и была поражена тем, как быстро они множились.

Начав с трех сущностей, почувствованных в первой своей комнате и обозначенных как «ПОД КРОВАТЬЮ/В КАМИНЕ/ШАГИ», продолжив «РУССКОЙ ДЕВУШКОЙ С 3-ГО ЭТАЖА», «ГОЛОСОМ В ВАННОЙ» и «ЖЕНСКИМ ГОЛОСОМ, СОСЕДКОЙ ПО ВТОРОМУ ЭТАЖУ», она дошла до страницы, озаглавленной «ТЕ, КТО ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ». Здесь она написала «ЗЛОБНЫЙ МУЖЧИНА – ВСЕ ТРИ ЭТАЖА» и «ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ХОДИТ (которая забежала ко мне в комнату из коридора и заговорила со мной)». Последнее замечание сопровождалось сноской: «Или это та же самая, что села на кровать в комнате на третьем этаже?»

Ее списки сводились к нескольким столкновениям с как минимум семью разными сущностями.

Растущее подозрение, что она постепенно соскальзывает в какую-то разновидность психоза, заставило ее задуматься, как это проверить. Может, у семейного врача. Душевная болезнь мачехи была причиной, по которой Стефани сдавала психологию, так что она кое-что знала в этой области.

Изученные ею теории относительно личностных расстройств предполагали, что душевные болезни часто развиваются до родов и бывают унаследованными. Ее дядя по материнской линии был шизофреником. Он покончил с собой, как и один из его сыновей, живший в Австралии – кузен, которого она никогда не встречала. Может быть, у нее был тот же ген?

И все же мыслям о том, что она страдает галлюцинациями, противоречило ее нынешнее окружение; теперь, когда она сидела в хорошо освещенном кафе, окруженная вполне материальным и обыденным миром, ее ощущения в доме виделись какими угодно, только не нормальными или объяснимыми. Может ли психическое заболевание просто выключиться, когда выходишь на улицу? Уж конечно, это почти непрерывное состояние. Это подкрепляло сомнения, что в ее переживаниях была виновата шизофрения; болезнь не давала бы ей покоя, и Стефани слышала бы голоса и сейчас.

Мир вокруг кафе казался поразительно будничным и ограниченным в сравнении с тем, куда она возвращалась каждый вечер в Перри Барре. Бутики и рестораны Гэс-стрит-Бейсин и горизонт, над которым возвышалась новая библиотека, представлялись плевком в лицо грязному и зловещему мирку Эджхилл-роуд. Вне дома мир был местом, где суеверия и фантазии о сверхъестественном были уделом детей, книжек, видеоигр и фильмов.

Выход в город хотя бы вывел ее из состояния, походившего уже на непрерывный бред. А ведь с этим миром она шла в ногу всего несколько дней назад. Обстоятельства заставляли ее гадать, не существует ли она теперь в двух очень разных слоях реальности одновременно – естественном и неестественном.

Составление списка паранормальных явлений в блокноте для поиска работы начало казаться нелепым, и она поборола желание спрятать раскрытые страницы на случай, если кто-то за соседним столиком бросит на них взгляд. Но потом Стефани, в голове которой вера и неверие сменяли друг друга как правительства, вернулась к своим заметкам. Она начала добавлять в каждый раздел детали, специфические для каждого явления, например, «реагирует на грусть, тоску, страх, одиночество».