– Именно поэтому я не хотела вам ничего рассказывать! Знала, что вы всполошитесь и решите не пускать меня на кухню, и… успокойтесь, пожалуйста…

– Шарлиз, – хрипло произнес Эд, и что-то в его голосе заставило меня отреагировать. Я встал и услышал собственный голос:

– Мы тут явно лишние, поэтому прошу прощения, – с этими словами я вышел во двор, прежде чем кто-нибудь успел меня остановить, а Эш и Кори, видимо, тоже сразу вышли, потому что вскоре мы очутились на заднем дворе втроем.

Каждый из нас сделал особое выражение лица, означавшее «вот это было действительно неловко». Для Кори это было его коронное выражение а-ля Де Ниро. Эш стиснула зубы и криво усмехнулась. Я опустил брови и поджал губы, нахмурившись.

Мы слышали обрывки их семейной ссоры через окно. Эд умолял Шарлиз все ему рассказать и ничего не утаивать. Шарлиз накинулась на Маленького Эда и чехвостила его за то, что он поднял такую бучу. Невестки предлагали помочь самыми разнообразными способами. Сыновья (кроме Маленького Эда) тоже набросились на Маленького Эда, но за то, что он рассказал им обо всем только сейчас.

– Одно я точно могу сказать, – заявил Кори.

Мы молча ждали окончания этой фразы.

– Все это дерьмо не обрушилось бы на нас, если бы мы поехали в Motel 6, – завершил он.

– Господи, Кори, – огрызнулась Эш.

– Что?

– «Все это дерьмо»? Какое дерьмо?

– Нам не пришлось бы влезать в чужое дерьмо. Почему нельзя высказать свое мнение?

– Это их дерьмо. Мы тут ни при чем.

– Точно, так я об этом же и говорю! Чего ты споришь? Я вот что хочу сказать: мы своим присутствием только все портим, а я, между прочим, хотя бы пытаюсь общаться с людьми, а не молчу и не веду себя странно.

– Ах да. Общение в твоем понимании – это ляпнуть чужому человеку в очереди, что Уэсу нужно свой член врачу показать? Или сказать Шарлиз, что она выглядит на тридцать три?

– Это называется флирт, а взрослым женщинам всегда нравится, когда с ними флиртует молодежь! Всегда! В миллионе процентов случаев.

– Ага. А ты прям знаешь, что нравится взрослым женщинам.

– Все в этом доме считают тебя долбаной социопаткой, и они недалеки от истины!

– Кончайте цепляться друг к другу! – не выдержал я.

Они уставились на меня.

А я подумал: может, Эд был прав? Может, я действительно лидер в нашей группе?

– Я знаю, что вы вчера вроде как замутили. И теперь оба чувствуете себя неловко. Но давайте не заводиться, а? Мы же группа. И это главное. Нам нужно научиться ладить.

Эш угрюмо кивнула. Кори просто продолжал пялиться. И тут я понял, что ни Эш, ни Кори никогда не станут лидером никакой группы. Их обоих слишком занимало то, что творилось у них в головах.

– Посмотрите, этой семье в данную минуту гораздо труднее, чем вам. Согласны? – спросил я. – Так о чем спор? Давайте просто согласимся, что сейчас не время цепляться друг к другу. Возьмем себя в руки.

Кори поднял брови и опустил голову, чтобы можно было разглядывать землю.

– Эй, чувак, – обратился я к нему, – мы же знаем, на что способны. Знаем, что можем играть классную музыку. Так значит, сегодня мы можем сделать этой семье приятное, как раз тогда, когда им это действительно нужно. Главное – сосредоточиться, забыть о негативе и снова стать командой.

Кори шумно выдохнул через нос. А потом выпалил:

– О-о-о, да.

Но он произнес это с интонацией человека, заходящего в дом, то есть на мотив «Кто-нибудь есть дома?» Примерно так: «О-о-о, да?»

Это было странно, но и здорово. Так здорово и странно, что Эш рассмеялась.

Я немного заревновал. Но это не мешало мне порадоваться.

– Давайте сделаем это, – сказала Эш. – Прямо сейчас.

Мы установили аппаратуру, настроились и стали играть. Первые пару песен исполнили в одиночестве. Но когда началась третья, открылась дверь и во двор вышел Маленький Эд.

Он кивнул нам, закурил и сел на ступени.

Мы как раз играли песню «Если ты так любишь своего пса, почему бы тебе не переспать с ним».

Эд сидел молча. Он просто смотрел на нас и устало курил, делая длинные затяжки.

Вскоре дверь снова открылась, и на крыльцо вышли другие члены семьи, чтобы посмотреть, как мы играем.

Мы вроде разыгрались и звучали классно.

Но у меня возникли серьезные сомнения по поводу выбора песни.

В припеве были такие слова:

Если ты так любишь своего пса,

Почему бы тебе не переспать с ним?

Спорим, ему понравится,

Или хотя бы отсоси ему.

Очень сложно описать выражение лиц людей, которые слушали эту песню.

Допустим, вы только что узнали ужасную новость о болезни своей матери, но она не хочет, чтобы вы думали, что все так плохо. Вы поспорили с ней, а может, не стали спорить и держите все в себе. Вот. Вы, значит, такие все на эмоциях, с тяжелым сердцем, и вам реально хреново. А теперь представьте, что выходите во двор, и там трое ребят пытаются приободрить вас, сыграв песню. Но песня о том, как переспать с собакой.

Выражение, которое при этом возникнет у вас на лице, и будет выражением, которое мы увидели на лицах собравшихся во дворе тем вечером.

Дети тоже пытались выйти и послушать, но матери буквально силой затолкали их в дом.

– Ну, уж нет! – воскликнули они. – Нет, нет, нет. Это не для детских ушей.

Мы играли и играли, а родственники Шарлиз сидели и слушали. К счастью, слова в куплетах было совершенно невозможно разобрать. Зато припев Эш пропевала очень четко. Не оставалось никаких сомнений, что это рекомендация заняться с собакой сексом – хотя бы оральным.

Наконец мы доиграли. Раздались хлипкие аплодисменты. В основном хлопали соседи, собравшиеся у забора.

– Спасибо, – объявил Кори. – Мы – группа «Какого…?».

Это заявление не заставило зрителей проникнуться к нам симпатией и не развеяло их недоумение. Что неудивительно.

– Это название группы, – пояснил Кори. – «Какого…?».

И снова никто ничего не понял. Эш зажмурилась.

Следующей по программе была песня «Деревья сожрали моего отца, часть 1». Но я остановил Кори, прежде чем тот начал отсчет.

– Не стоит сейчас играть песню о покойном родителе, – заметил я.

– А что сыграть? – спросила Эш.

Тут я понял одну вещь: даже при условии, что мы будем играть очень хорошо, у нашей музыки есть серьезные ограничения, если воспринимать ее как музыку для людей, которые приходят нас послушать. Одно из этих ограничений заключалось в том, что если люди пришли на концерт, чтобы расслабиться и получить приятные эмоции, наши песни не могли им этого дать. С таким же успехом можно было попросить бешеную собаку стать больничной собакой-помощником. Бешеная собака не стала бы покорно сидеть и терпеть, пока больной малыш с бритой головой тихонько почешет ей за ушком. О нет. Она бы залилась адским лаем, опрокинула поднос с больничной едой и в дикой панике вылетела в дверь. Вот такой мы были собакой.