– Я не сказала, что эту стену построили вы с Броди. Я сказала, ее построил ты, после того как убил эту девочку и еще одиннадцать.

– Да вы что мне шьете-то? – Цвет лица у него из землистого стал болезненно-серым. – Что за черт? Я эту девчонку не убивал! Я вообще никого не убивал. Я только получил пару отсосов, вот и все. Только пару отсосов!

– Сколько раз вы возвращались в то здание и встречались с этой девочкой после того, как учреждение съехало?

– Я туда сроду не возвращался. Броди же меня от дела отстранил! Чего мне было туда возвращаться-то? Минет можно много где получить. Иногда даже забесплатно.

Боже, подумала Ева, какой же козел. Но продолжала наседать:

– Но это же удобно – всего в паре кварталов от дома?

– Даже если бы я захотел, чего мне было туда ходить? Деваха сама ко мне выходила. Я вообще понятия не имел, что они съехали. Узнал аж через несколько месяцев, когда однажды вечером мимо шел. Все было заколочено, в полной темноте, я даже подумал: «Вот черт! Была минетчица – и нету». Видит бог, я внутрь и не совался. После того как Броди меня отстранил, я эту девчонку больше не видел. И я никого не убивал.

Рорка Ева нашла у себя в кабинете. Она кинула папки на стол, сразу прошла к кофеварке и уже с кофе в руке плюхнулась в кресло.

Рорк ждал, пока она устроится, и убирал в карман планшетник.

– Ну и?

– Максимум, чего мне удалось выжать, это оформить его за нарушение порядка в пьяном виде. Он, конечно, заслуживает намного большего, но вряд ли замешан в нашем убийстве. Во-первых, он для этого неимоверно глуп. Понимаешь, такой вот откровенный и безнадежный тупица.

Рорк лишь кивнул в ответ.

– Ты здесь закончила? В Управлении? – спросил он. – Или еще есть дела, которых ты не можешь сделать дома?

– Да нет, пожалуй.

– Тогда поехали домой, по дороге все расскажешь.

Он слушал. Ева уже привыкла к тому, что у нее всегда есть слушатель, которому – что еще более ценно – не надо ничего разжевывать, он и так все понимает.

– Больной на всю голову! Урод! Он на самом деле не видит ничего зазорного в том, чтобы засунуть свой поганый член в рот ребенку. Черт бы его побрал! И в том, что тринадцатилетняя девочка расплачивается с ним за пару пива минетом. Говорит – она сама предложила. Как тебе?

– И все-таки ты не думаешь, что этот больной урод ее убил? Как и любую другую из наших двенадцати?

– Не думаю. Он, конечно, заслуживает того, чтобы ему член завязали узлом, облили кислотой и подожгли под восторженные крики толпы, но…

– Ого, какое воображение!

– Но убивать он не убивал. Он гнойный прыщ на заднице человечества, но для убийства у него кишка тонка. И он полный кретин. А это дело рук не кретина. Я его крепко взяла в оборот, и так крутила, и эдак, давила, припирала к стенке. Ничего он не знает. Будем за ним приглядывать – во-первых, вдруг я ошиблась, а во-вторых, он ведь может рано или поздно прибрать к рукам еще кого-то, и не исключено, что снова малолетку. Тут-то мы его и прихватим – пускай посидит несколько лет за решеткой, похнычет там.

Она выпрямилась и шумно втянула воздух.

– Так что ничего у меня пока нет.

– Ты знаешь, что это не так. Тебе просто досадно, что не удалось подпалить этот хрен. Зато ты уже отработала и исключила нескольких подозреваемых, а главное – у тебя есть имена двух девочек.

– Это не моя заслуга.

– Так в этом все дело? – недоуменно покосился Рорк и направил машину в распахнутые ворота особняка.

– Даже не знаю. Сама себя не узнаю! – Ева взъерошила волосы. – Так не должно быть. Не должно быть! Я не ученый. Я не умею, глядя на кости, определять, кому они принадлежат. И глупо злиться, что информация поступает ко мне от других. От эксперта.

– И «глупо» – это не про тебя, даже когда прикидываешься дурочкой.

Она рассмеялась.

– Да, я не глупая, и эти девочки заслуживают того, чтобы я напрягла все свои извилины.

Она окинула взглядом дом, его чудесные пропорции, башни и бойницы, бесчисленные окна. А думать продолжала о юных девочках, которые жили или живут в убогих общежитиях, моются в грязном общем душе и при этом всей душой рвутся на волю и мечтают о какой-никакой, но самостоятельной жизни. Такой девочкой когда-то была и она.

Слишком многие из них так и не добились своей цели.

– Слишком многие из них так и не добились своей цели, – произнесла она вслух.

– А хочешь, я расскажу тебе об одной, которая добилась?

Рорк остановил машину, она посмотрела на него с недоумением.

– Что? Ты о ком?

– О Ли Крейн. Теперь Ли Лоренцо. Полтора года назад вышла замуж. За пожарного из большой итальянской семьи. Весной ждут первенца. Она работает учительницей в начальных классах. Живут в Куинсе.

– Значит, пока я общалась с этим козлом, ты ее разыскал?

– Разыскал. Она выкарабкалась и, судя по всему, построила крепкую, счастливую семью. Будешь ее допрашивать?

Она немного помолчала.

– Если придется – буду. В противном случае я лучше ее не тревожила бы. Но… можно послать информацию о ней Серафиме Бригэм.

– Уже послал.

– Хорошо.

Ева поняла, что он специально придерживал хорошие новости – давал ей выговориться. Очко в его пользу. Много очков.

– Ты не покажешь мне свой проект касательно этой развалюхи, что ты купил? Как ты намерен возродить ее к жизни?

– Давай покажу.

Они вышли из машины, он взял ее за руку.

– Сегодня я спросил себя: а что было бы, если бы я этот дом не купил? Эти девочки могли же там пролежать еще много лет! А потом я сказал: нет, ничего подобного! Это должно было случиться. Сейчас. Со мной и с тобой.

– Иногда твое ирландское нутро так и лезет наружу.

– Это было предначертано. – Он пожал плечами. – Мы таких ребят не сторонимся, сами такими когда-то были. Вот почему ни ты, ни я не остановимся, пока не узнаем, как их звали, что с ними произошло и кто оборвал их жизнь.

– Кто бы это ни был, пятнадцать лет назад это сошло ему с рук.

– А теперь?

– Теперь мы оборвем его жизнь – то есть жизнь на свободе. Он кончит ее за решеткой.

Ева вошла в дом, где их ждал Саммерсет – пугало в черном костюме – и их откормленный котяра Галахад.

Уходила она из большого, светлого вестибюля, а вернулась прямиком в Рождество. Пахло хвоей и корицей, лестничные перила были увиты гирляндой из мелких лампочек, а из крупных пуансеттий – кажется, так это называется? – была составлена искусная композиция.