Турецкий тут же замотал головой.

– А чем тогда займемся? – обиженно спросил Грязнов.

Вместо ответа Турецкий разложил перед собой на столе фотографии Баткина. Баткин с внучкой. Баткин с дочкой. Баткин с дочкой и внучкой. Баткин в институте: в своем кабинете с каким-то сотрудником, в приемной с секретаршей, в лаборатории. Эта фотография была секретной – за нее Турецкий расписался у фельдъегеря, привезшего пакет, в отдельной графе. На ней Баткин и еще два сотрудника, один – тот самый, с которым он был сфотографирован в кабинете, были облачены в защитные костюмы фиолетового цвета, смахивающие на скафандры космонавтов. Вокруг колбы, пробирки, загадочная аппаратура.

Баткин был крупный, чуть полноватый мужчина, совсем не похожий на классического рассеянного профессора, каким его все хотели представить. Что еще? Ну седой, ну пожилой, но шестьдесят пять лет ему дать никак было нельзя. Турецкий повертел снимки – на всех были проставлены относительно свежие даты.

– Ты с ним случайно не знаком?

– Где уж нам с нобелевскими лауреатами знаться.

– Вот, – удовлетворенно заметил Турецкий. – А моя жена знакома.

– Ну и напрасно.

– Почему?

– Нипочему.

– Славка, что за манера? Сказал "а", говори "б".

– Да я так просто сказал.

– По-моему, ты врешь, – сказал Турецкий, внимательно глядя на приятеля.

– Ну сам посуди: узнают, что твоя жена в этом замешана, от дела отстранят.

– Да кто замешан, что ты мелешь?! И потом, я на него не набивался. – Тут Турецкий вспомнил свой разговор с президентом и усомнился в искренности своих слов. – Ну ладно, с чего начнем?

– Как будто ты не знаешь? Небось, пока я ехал, уже составил свой долбаный план следственных мероприятий.

– Ты чего такой злой? – удивился Турецкий.

– Да потому что не нравится мне это все. Ладно, не обращай внимания. Говори, что делать будем.

– Значит, так. Я проведу повторные допросы всех, кто видел Баткина, а ты собери мне на него неформальную информацию.

– Уже.

– О! – обрадовался Турецкий. – И что же ты молчал?

Грязнов молча открыл портфель. Сначала вынул из него бутылку коньяка «Московский» (которую Турецкий тут же убрал в сейф), потом папку. Турецкий отодвинул фото Баткина в сторону и рассыпал перед собой документы, которые привез начальник МУРа. Каждый лист он проглядывал до середины и откладывал в сторону. Грязнов тем временем просматривал бумаги, которые Турецкому доставили фельдъегерской почтой. Через минуту Турецкий нахмурился и потер переносицу.

– Ну, – пробурчал Грязнов, закуривая, – теперь, надеюсь, ты понял, что ничего хорошего в том, что Ирка твоя с ним знакома. Кстати, каким это образом, хотел бы я знать?

– Но я не понимаю, – пробормотал Турецкий, – почему у ФСБ нет этой информации?

– Да потому что работать надо уметь!

Из сведений, собранных Грязновым, выходило, что выдающийся русский ученый Николай Львович Баткин был не просто запойный пьяница, а тяжело больной алкоголик. Турецкий с утроенным вниманием рассматривал фотографии Баткина и не мог в это поверить – как этот красивый, благообразный ученый муж, и вдруг натуральный алкаш! И все же это было правдой. За прошедшие пять лет Баткин трижды лечился в закрытых клиниках, вроде бы это помогало, но в какой-то момент он неизбежно срывался и пускался во все тяжкие.

– Так ты что думаешь, он сейчас где-то лежит под капельницей? – с надеждой спросил Турецкий.

– Гораздо хуже, Саня. Я думаю, что он лежит где-нибудь под забором.

– Так, стоп! Вначале объясни мне, откуда у тебя эти сведения. И почему, если это действительно правда, ни родственники, ни сотрудники об этом ни полслова не упомянули?

– Ну ты не слишком-то наезжай. – Грязнов добродушно толкнул приятеля в грудь. – Сначала можно было бы и поблагодарить личный состав за инициативу. Откуда у меня эти сведения? Просто я привык держать руку на пульсе. Все заведения – подобные тем, в которых лечится твой Баткин, – у меня под колпаком. А раз у меня, то это значит, что ФСБ оттуда уже никакой информации, кроме как от меня, не получит. А от меня оно фиг что получит. Что касается родственников и коллег – ответ простой. Они не знали.

– Все не знали?!

– Все. Кроме одного человека. Каждый раз, когда Баткин ложился в клинику, именно он его туда и приволакивал.

– Кто это?

– Если бы ты дочитал до конца, то не задавал бы глупых вопросов. – Грязнов ткнул пальцем в нужное место, и Турецкий прочитал: «А. В. Будников». – Это его коллега, – объяснил Грязнов. – Заведующий какой-то там лабораторией.

– Знаю.

– Ну и корефан по гулянкам, надо полагать. Так что надо его в первую очередь брать в оборот. Фээсбэшники его допрашивали?

– Да. Есть протокол. А ты проверил эти заведения, где Баткин лечился?

– Да. Все мимо. Давай свой протокол.

"В о п р о с. Назовите свое полное имя, возраст, профессию и занимаемую должность.

О т в е т. Анатолий Вячеславович Будников, 47 лет, биолог, заведующий бактериологической лабораторией Института молекулярной биологии. Доктор наук.

В о п р о с. Академик Баткин является вашим непосредственным руководителем?

О т в е т. Да.

В о п р о с. В каких отношениях вы состоите с Баткиным?

О т в е т. В служебных.

В о п р о с. И только? Не в приятельских?

О т в е т. Видите ли… У нас довольно значительная разница в возрасте. Хотя, учитывая, как давно мы знаем друг друга…

В о п р о с. И как же давно?

О т в е т. Больше двадцати пяти лет. Он был еще моим преподавателем в институте.

В о п р о с. Значит, вы с Баткиным на «ты»?

О т в е т. Я же сказал, у нас большая разница в возрасте… И, так сказать, в весовой категории, в научном аспекте, я имею в виду.

В о п р о с. Это не ответ.

О т в е т. Мы на «вы».

В о п р о с. Когда и где вы последний раз видели Баткина?

О т в е т. В пятницу утром на работе. Он вызвал меня, чтобы согласовать кое-какие детали работы на время его предстоящего отсутствия.

В о п р о с. Анатолий Вячеславович, чем занимается ваша лаборатория?

О т в е т. Это, простите, не ваше дело.

В о п р о с. Сейчас все, что происходит в вашем институте, а значит, все, что имеет отношение к Баткину, наше дело.

О т в е т. Моя лаборатория занимается изучением особо опасных вирусных инфекций.

В о п р о с. Вы бывали дома у Баткина?

О т в е т. Конечно.