Большинство торговцев-крестьян жили в столице постоянно и приезжали в деревню только раз в несколько лет на побывку. Те же, кто в городе не уживались и возвращались домой, считались, а часто и являлись неудачниками – «питерской браковкой».

Вот как писал в земскую газету крестьянин-корреспондент: «Город разверзает свою ненасытную пасть и поглощает черноземную силу деревни; около 50-ти процентов ее, правда, выплывает обратно, но в каком виде? Это в большинстве случаев негодный отброс, зараженный и пороками, и болезнями больших центров». Те же, кто приезжали в деревню, «живут в отпуске на кошелек глядя: если кошелек захромал – и охота явилась ехать на промысел». Большинство от крестьянского труда «отвыкают и гнушаются… Старики и жены их косят, например, с восхода солнечного, а они спят до завтрака, готовят чай и завтрак и после его с подростками и детьми косят сено ради удовольствия»[65].

Смысл побывки для большинства приезжих «питерщиков» был в свидании с женами и детьми, в разлуке с которыми торговцы жили иногда годами. Только наиболее успешные из них могли выписать жену в город на время или навсегда.

Средние заработки ярославских торговцев в Петербурге были следующими: самостоятельных хозяев – 88 рублей в год, доверенных – 31 рубль, приказчиков – 15 рублей, подручных – 12,5 рублей, мальчика – 4 рубля. Квартира и харчи предоставлялись при этом за счет хозяина. Жили приказчики по несколько человек в комнате, отдельное от хозяина помещение полагалось доверенным. Еда была обильной: мясо 5 раз в неделю, чай 2–3 раза в день. Главная сложность торговой деятельности – длиннейший рабочий день при практическом отсутствии выходных.

Рабочий день в торговых заведениях столицы начинался в среднем в полседьмого утра и заканчивался без четверти десять вечера, то есть почти 16 часов. Перерывы в работе не были специально определены, но в среднем длились 2 часа.

В праздничные дни торговля продолжалась 4 часа. Регламентация эта не касалась лавок, торгующих продовольствием, где работало большинство ярославцев. У них было три выходных дня в году: Пасха, Троица и Рождество, а в Прощеное воскресенье, на Масленицу и в Фомино воскресенье (день годового расчета с хозяевами) работали с 12 часов дня.

Отношения между хозяевами и служащими носили патриархальный характер. Хозяин играл по отношению к «молодцам» роль строгого, но справедливого деревенского большака. После пасхальной заутренней разговлялись все вместе, дома у хозяина. Приказчикам лавочник жаловал по пятерке, мальчикам – по двугривенному.

Перед Рождеством наступали в торговле самые горячие дни. Многочисленные петербургские чиновники получали наградные, все спешили обзавестись подарками к празднику. За несколько дней до Рождества молодцы собирали с окрестных торговцев деньги «на ложу» (театральную – Л. Л.). В Рождество пили кофе с хозяином, а потом кутили уже своей компанией по трактирам[66].

Общение приказчиков и хозяев и в Петербурге почти не выходило из тесного деревенского земляческого круга: «Вино, карты, поездки друг к другу в «гости» (тоже для этих двух удовольствий), целые земляческие заседания в квартирах и ресторанах, фланирование по улицам, садам, посещение пошлых театральных «новинок» – вот почти постоянное провождение свободного времени. Ежедневно, когда закрываются Гостинодворские, Апраксинские и Мариинские торговые заведения, служащие которых почти сплошь угличане, все окрестные трактиры, рестораны, пивные кишмя кишат сбросившим с себя трудовую лямку людом. Возьмите, хотя бы, традиционную, пресловутую «Ягодку» (трактир внутри Апраксина двора – Л. Л.): в это время она переполнена угличанами; это их сборный пункт, клуб, что хотите.

Тайная мечта буквально каждого угличанина – сколотить копейку в этом Петербурге и как можно скорее уехать «на спокой в деревню». Скупой, практичный и эгоист по отношению к другим – для земляка, если случится, угличанин сделает все. С большим или меньшим кругом своего знакомства угличанин не пропадет. Его, безработного, и поить, и кормить будут, и уложат на одной кровати, и в деревню отправят»[67].

Наибольшее число петербургских лавок специализировалось на торговле съестным. В 1900 г. в ней было занято 46,8 % всех хозяев торговых заведений, 28,8 % торговых служащих, 59,2 % рабочих, 5,7 % одиночек; в 1910 г. – 53,1 % хозяев, 23,8 % служащих, 56,8 % рабочих, 7,8 % одиночек.

В торговле овощами ярославцы не знали равных. В 1867 г. им принадлежали 323 из 415 зеленных лавок Петербурга (77,8 %). По городской переписи 1869 г. 43,1 % владельцев зеленных лавок и 77,6 % торговцев зеленью были ярославцами. Зеленщики приходили в Петербург из юго-западного района губернии, откуда и огородники (см. ниже). В 1867 г. половина всех зеленщиков-ярославцев в Петербурге были ростовцами.

В 1896 г. 63,2 % из 2182 зеленщиков происходили из десяти волостей, где этот вид отхода был особенно распространен (три волости – Ростовского уезда, четыре – Угличского, по одной – Рыбинского, Ярославского, Романовского). В 1901 г. из 2189 торговцев овощами 73,3 % были выходцами из десяти волостей: пяти – Ростовского уезда, четырех – Угличского, одной – Ярославского.

Овощная торговля в Петербурге была тесно связана с мясной. «Обыкновенно, по утрам, когда покупают говядину, запасаются и овощами, которых берут немного, на один или два дня. Почти при каждой мясной лавке имеется зеленная торговля, и в таком случае на вывеске красуется надпись «мясная, зеленная и курятная торговля». По сторонам входных дверей, на особых вывесках, рукою опытного по этой части художника, в стиле фламандской школы, нарисованы атрибуты мясной, зеленной и курятной торговли: бык, пасущийся на лугу, груды овощей – капуста, редиска, морковь, и, наконец, куры и индюки. Плата за помещение делится поровну между двумя торговцами. В зимнее время, в Великом посту, нередко бывает, что мясник и зеленщик впускают в свою лавку еще третьего торговца – рыбака, который пристраивается где-нибудь у дверей лавки с мороженой рыбой»[68].

Ярославцы были влиятельны и в торговле мясом. В 1866 г. им принадлежало 32,8 % всех мясных лавок Петербурга; в 1869 г. 35,6 % всех владельцев лавок и 67,2 % торговцев в них были ярославцами. К 1909 г. на Скотопромышленной и мясной бирже членами правления состояло 8 ярославцев, в том числе председатель – Н. А. Пузырев.

Мясной промысел концентрировался в нескольких волостях губернии. В 1901 г. из 3005 мясоторговцев губернии 2684 отправлялись в Петербург. 897 (30 %) выходили из трех соседних волостей – Некоузской и Ново-Троицкой Моложского уезда и Кузяевской Мышкинского; из десяти волостей с наибольшим числом мясников-отходопромышленников выходило 57,4 %. Мясоторговцы приезжали в Петербург и из нескольких волостей Солигаличского и Чухломского уездов Костромской губернии. По данным торговой депутации в 1866 г. в Петербурге 25 % всех мясных лавок принадлежало костромичам (103 из 418): 45 – солигаличанам, 42 – чухломичам, 15 – уроженцам Костромского уезда. В 1869 г. костромичи составляли 15,2 % владельцев мясных лавок столицы и 18,2 % приказчиков в них. В 1906 г. только из Мирохановской волости Чухломского уезда отходило в Петербург 107 мясоторговцев[69].