Затем он узнал, что Philips продаёт PolyGram, покупатель — Universal Music Group, к которому переходит всё: лейблы, студии, интеллектуальная собственность, контракты с артистами, вся система производства и дистрибуции, в том числе — завод в Кингс-Маунтин. Работники занервничали, но руководство сказало, что производство не только не закроют, но, наоборот, расширят.

Производственную линию обновили: теперь её мощность выросла до полумиллиона дисков в день. Для хранения готовой продукции построили ещё один склад. Число рабочих мест увеличилось практически вдвое, впопыхах брали временных. Парковка забита машинами, в столовой — не поесть.

Одним из новичков оказалась Карен Барретт, местная, из Шелби. Заводские помещения обычно не место для красоток, а она именно такой и была. Худая, высокие скулы, светлая кожа, длинные волосы — натуральная блондинка. Квадратная челюсть и вздёрнутый нос придавали ей надменный дерзкий вид. Поначалу застенчивая, вскоре она начала показывать характер: общалась с коллегами язвительно, суждения высказывала на удивление умные. Она появилась в 1999 году, её поставили на линию упаковки. Первым подкатил Докери, несколько раз. Ничего не вышло. Однако он уговорил её составить компанию ему, Гловеру и ещё нескольким заводским в боулинге. Там, за пивом, Гловер заметил, что хотя Докери продолжает её уламывать, она смотрит на него.

В следующие недели оказалось, что у них много общего. Барретт, как и Гловер, выросла в маленьком городке на Юге. Она разговаривала с таким же сильным акцентом, как и Гловер, в речи использовала много словечек, типичных для тех мест. Такое же образование и планы на будущее: заработать побольше денег. Ей нравилась та же музыка, что и ему — широкий спектр от кантри и рока до рэпа. И ей нравилось всё, связанное с тачками: большие стереосистемы и сияющие обода.

У Барретт тоже был ребёнок от предыдущих отношений. Они друг другу сочувствовали: тяжело растить детей в одиночку. Через несколько месяцев они уже обсуждали, как будут жить вместе, и вскоре действительно съехались, образовав такую сложную семью. Гловер неофициально усыновил ребёнка Барретт и растил его как родного. Маркис у него тоже оставался на ночь, когда можно было. Барретт с Гловером распределись по разным сменам, чтобы постоянно кто-нибудь из них сидел дома с детьми.

Карен — не единственный новичок на заводе. Также прислали нового менеджера из Дании, крутого производственника, тёртого калача[59].

Другие местные производства закрыли, Кингс-Маунтин стал региональным командным центром (если пойти вверх по иерархии, то дойдёшь до Дага Морриса и выше, до самого Бронфмана-младшего). Слияние предприятий вызвало трудности, также оно означало увеличение смен, дополнительных рабочих часов и, что самое лучшее — больше музыки. Казалось, что Universal со своим рэпом просто уделал весь рынок. Джей Зи, Эминем, Доктор Дре, Cash Money — их альбомы Гловер упаковывал собственноручно.

Компания поняла, насколько этот репертуар востребован. До этого воровство с завода было небольшой ерундовой проказой, которая компании не очень вредила. Но в эпоху интернета «утёкший» альбом — настоящая катастрофа. Один диск в руках негодяя — и всё, весь релиз псу под хвост. A Universal мощно продвигала свои альбомы: агрессивный промоушн включал дорогостоящие маркетинговые кампании, видеоклипы, кампании на телевидении и радио. Альбом, распространяемый в интернете до релиза, рушил работу всей команды и оставлял артиста в дураках.

На заводе установили новый режим с антиворовскими мерами. Их осуществлял Стив Ван Буррен, отвечавший за охрану завода. Ван Бурен работал на заводе с 1996 года и ещё до слияния всячески проталкивал идею о том, что охрану необходимо усиливать. Он знал, что есть утечки и решил их законопатить. На кон поставлена его профессиональная репутация, а ставки ещё не были так высоки.

Ван Буррен начал регулярно проводить встречи с коллективом, где рассказывал, в частности, о «треугольнике преступления»[60].

Данная бехивеористская теория гласит, что действия криминального характера являются следствием комбинации трёх факторов: желание, время и возможность. Чтобы совершилось преступление, нужны все три. Поскольку с желаниями людей Ван Буррен ничего не мог поделать, за время их он тоже не отвечал, то, как он объяснял, самый лучший способ устранить преступление — это исключить саму его возможность.

Сделать это было не так просто. Сами диски — маленькие, их легко спрятать в мешковатую одежду. Алюминиевый слой слишком тонок, чтобы его почувствовал металлоискатель, а обысками работников унижать не хотелось. Он пообщался с несколькими производителями металлоискателей и нашёл решение: ручной детектор, улавливавший даже небольшой след алюминия. Но проверять людей ручным металлоискателем — это долго, и Ван Буррен решил делать это в случайном порядке, наугад. При выходе сотрудник отмечался магнитной карточкой. Четыре раза из пяти загорался зелёный свет, его выпускали. На пятый загорался красный, работника просили отойти в сторону и «просвечивали» детектором тело, руки, ноги.

Ван Буррен предпринял ещё некоторые шаги, чтобы сократить одну сторону треугольника. Он считал очень важным создать «хорошо просматриваемую линию ограждения» и распорядился убрать подлесок вокруг завода. На внешние стены завода навесили камеры слежения.

Он так увлёкся работой, что даже распространил свою деятельность за пределы заводской территории. Ему сигнализировали, что ещё не вышедший материал уже продается, и Ван Буррен стал посещать блошиные рынки в поисках ворованного. Ворованное он, разумеется, нашёл — на толкучке у U. S. Route 321, в паре миль к востоку от завода. Те же самые парни, что когда-то продали утёкшие диски Гловеру, теперь обслужили прикинувшегося простым покупателем Ван Буррена. По данному эпизоду было произведено несколько арестов.

Но ворованные диски всё-таки продавались по-тихому. Как точно это делалось, Гловер не знал, но некоторые временные работники по-прежнему умудрялись выносить диски даже при жёстком ванбурреновском режиме. Один ухитрился стащить целый шпиль с тремястами дисками, которые потом продавал по пять баксов. Всё это делал какой-то узкий круг, в который допускали только избранных. Многие из них — временные работники, которым почти нечего терять, другие — с криминальным прошлым. Как правило, с компьютером они работать не умели. Гловер от них сильно отличался: штатный сотрудник, несудимый, фанат техники. Но также он гонщик с уличными связями и он умел держать рот на замке. Его сочли клиентом годным, а Докери — нет. Может быть, создавал впечатление болтуна, а, может, был не внушающим доверия. Как бы то ни было, доступ к материалам у него был теперь только через Гловера. Взамен он предложил «нарезать» Гловеру что-нибудь из того волшебного источника ещё не вышедших дисков, к которым он имел доступ в интернете. Но это были неравные условия, и когда Докери уже достал Гловера просьбами стащить тот или иной альбом, однажды, в конце 1999 года, Гловер не выдержал.