Потом ответы шли обратной дорогой. Когда же, наконец, военный министр получал положительный ответ, он был обязан обратиться к государю и получить его «высочайшее соизволение».

После получения «соизволения» офицер подавал прошение об отставке. Когда же отставку получал, просил главу МИДа о зачислении на службу по этому министерству. Потом его переводили в резерв. Пребывание в резерве длилось до полугода, в ходе которых он знакомился с новыми обязанностями и убеждался в правильности своего решения.

После всех этих длительных и утомительных процедур, которые длились от нескольких месяцев, до нескольких лет, он мог выехать к новому месту службы.

Вся эта изнурительная работа делалась якобы для того, чтобы замаскировать будущую разведывательную деятельность офицера. Увы, порою подобная «маскировка» имела обратные последствия. Большое количество документов — докладов, писем, справок, посылаемых по разным адресам, несмотря на грифы «секретно», проходили через руки десятков чиновников, а суть — тайная деятельность офицеров с их истинными фамилиями, указывалась в посланиях открыто. Более того, эти письма, поступающие за границу на имя послов или консулов, естественно, проходили через «черные кабинеты», и будущая тайная деятельность становилась ясной и понятной для местных спецслужб.

Во-вторых, дипломатические должности, на которые ехали офицеры, были, как указывал посол в Берлине граф Шувалов, «равносильными канцелярским писарям». А занимали их люди, принадлежащие к высшим классам общества с отличным образованием и положением. Это, конечно же, вызывало подозрение местных властей, и они устанавливали усиленный надзор за вновь прибывшими «высокопоставленными писарями».

В-третьих, офицеры, назначенные тайными агентами, сильно проигрывали в денежном содержании, ведь они получали зарплату «по штатам консульских должностей и по смете Министерства иностранных дел». А должности у них были самые малозначительные. Соответственно, и выплаты.

Таким образом, судя по результатам деятельности трех офицеров — Карла Нолькена, Евгения Миллера и Валериана Муравьева-Амурского институт негласных военных агентов оказался мало результативным. Офицеры были отозваны на Родину без последующей замены их военными разведчиками.

В дальнейшем Миллер стал «гласным» военным агентом в Брюсселе и Гааге, позже — в Италии. Муравьев-Амурский уехал военным агентом при российском посольстве в Париже. Нолькен возвратился в Генштаб и был назначен старшим адъютантом 14-й пехотной дивизии.

Похожая история произошла и с полковником Константином Десино. Он служил в конной артиллерии, командовал эскадроном в лейб-гвардии драгунском полку. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Окончил Академию Генерального штаба, и служил на различных штабных должностях, а также в Военноученом комитете.

В 1896 году было принято решение направить Константина Николаевича в Китай в качестве негласного военного агента. Однако с самого начала Десино не повезло. Японской разведке через своего резидента в Петербурге удалось узнать, что некий офицер Генштаба отправляется на Дальний Восток с секретной миссией. Со временем удалось вычислить и имя этого офицера. Им оказался коллежский советник Десино.

К приезду в Чифу многие уже знали, кто такой Десино, а некоторые местные жители даже приветствовали его по воинскому званию. Американский посланник, пригласивший в свой дом Константина Николаевича, и вовсе стал в открытую расспрашивать его о работе военного агента. Десино, разумеется, все отрицал, но это мало помогало.

Свою лепту внес и помощник Десино — поручик русской армии. Он крепко подпортил легенду своего шефа. Действительно, ну как объяснить, что у скромного дипчиновника в «подручных» бегает офицер.

Были и другие трудности. По линии прикрытия Константин Николаевич, числившийся секретарем, подчинялся местному вице-консулу, имевшему скромный чин титулярного советника, что по военному соответствовало званию капитана в пехоте или ротмистра в кавалерии.

Сложно было заводить знакомства, общаться с государственными чиновниками, что является неотъемлемой и важнейшей частью работы разведчика. Тем более в Китае сановники оказались крайне щепетильны в вопросах общения с иностранцами. Да и вправду, с какого перепугу чиновники даже среднего звена станут общаться с консульским писарем.

Тем не менее, преодолевая все сложности, Десино искал возможности выполнить разведзадачи, которые ставил перед ним Центр. А задачи оказались весьма не просты. К примеру, из Главного штаба требовали добыть подробный план городских укреплений Чифу. Пришлось идти дальним, кружным путем: для начала познакомиться с переводчиками местных властителей, стать для них своим, часто угощать их, делать подарки.

Через переводчиков Десино вышел на нужных чиновников. Так же с помощью подкупа и подарков получил разрешение осмотреть оборонные укрепления города. В результате, был составлен подробный план, который получил высокую оценку в Петербурге. Только вот Константин Николаевич в письме в Центр сетовал: «Имей я независимое положение военного агента, того же самого можно было бы достигнуть в несравненно меньший срок и с меньшими издержками».

В конце концов и петербургское начальство начало понимать, что непонятное положение разведчика не дает ему возможности работать в полную силу. Правда, осознание это пришло не скоро. Почти два года находился полковник Десино в столь непонятной для себя роли, пока в 1899 году его, наконец, не утвердили в должности второго («гласного») военного агента.

При всем старании и умении Константина Николаевича, можно считать, что и его миссия, как негласного военного агента завершилась неудачей.

В дальнейшем он прекрасно поработает во славу Отечества, заслужит ордена и чин генерал-майора, а позже и генерал-лейтенанта. Однако будет в его жизни и такая досадная страница.

В общем, в январе 1896 года начальник Главного штаба доложит военному министру, что деятельность негласных военных агентов «не эффективна, и лучше заменить их офицерами при наших миссиях…»

Однако начальник Главного штаба генерал Обручев, делая такое заключение, почему-то забыл о секретаре генерального консульства в Эрзеруме Михаиле Пржевальском.

Подполковник Пржевальский был переименован в надворные советники и отправлен в Турцию в том же 1892 году. Михаил Алексеевич прослужил на этом скромном посту девять лет. Он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и как военный разведчик, и как консульский работник. Особенно умело и профессионально действовал он в критические моменты, при решении самых сложных дипломатических проблем. Примером тому — сассунские события, когда в 1894 году турки устроили кровавую резню армянского населения. Пржевальский вошел в международную комиссию по расследованию этого преступления. Он блестяще справился со своими обязанностями и был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени.

В 1896 году за успехи в разведывательной деятельности Михаил Алексеевич удостоен чина полковника, а также стал кавалером двух орденов — Св. Анны 3-й степени и Св. Станислава 2-й степени.