Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. В этой же зоне необходимо немедленно раздавать колхозникам страховые и все остальные зерновые и прочие колхозные фонды.
3. В этой же зоне немедленно приступать к угону всего скота колхозов, совхозов, волов и молодняка лошадей. Рабочие лошади, которые могут понадобиться отступающим частям Красной Армии, подлежат угону тогда, когда противник подошел на расстояние 10–30 километров. Категорически запретить гнать скот по дорогам, где происходит передвижение войск, скот гнать по посевам, по свекле и по дорогам, которые не использует Красная Армия.
4. Свиньи колхозных ферм и совхозов в этой же зоне должны быть забиты. Мясо и сало необходимо передать воинским частям, колхозникам, рабочим в городах, госпиталям, больницам, ученикам ФЗО. Определенное количество свиней подлежит оставлению в этой зоне в живом виде для проходящих частей Красной Армии. Птица колхозных и совхозных ферм в этой же зоне также подлежит раздаче в убойном виде воинским частям, колхозникам, рабочим.
5. В зоне 100–150 километров местные органы власти, по согласованию с военным командованием, сами принимают решение о том, какое именно ценное оборудование, погруженное в вагоны, должно быть уничтожено в эшелонах, вследствие невозможности вывоза его. Такую директиву военным и местным органам власти надо дать потому, что у нас есть случаи, когда, например, часть эшелонов с ценнейшим грузом, погруженных во Львове, досталась неприятелю, так как этим эшелонам противник перерезал путь.
6. В зоне 100–150 километров от противника надо уничтожать все ценное оборудование на заводах, хлеб на складах, товары, которые не могли быть вывезенными при вынужденном отходе частей Красной Армии.
Секретарь ЦК КП(б) Украины Хрущев
Телеграмма Государственного Комитета Обороны,
10 июля 1941 г.
Киев Хрущеву
1) Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100–150 километров от противника, независимо от состояния фронта.
Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство Советской властью, расстроить тыл Красной Армии, и создать, как в армии, так и среди населения, настроения обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу.
2) Государственный Комитет Обороны обязывает вас в виду отхода войск, и только в случае отхода, в районе 70-верстной полосы от фронта увести все взрослое мужское население, рабочий скот, зерно, трактора, комбайны и двигать своим ходом на восток, а чего невозможно вывезти, уничтожать, не касаясь, однако, птицы, мелкого скота и прочего продовольствия, необходимого для остающегося населения. Что касается того, чтобы раздать все это имущество войскам, мы решительно возражаем против этого, так как войска могут превратиться в банды мародеров.
3) Электростанции не взрывать, но снимать все те ценные части, без которых станции не могут действовать с тем, чтобы электростанции надолго не могли действовать.
4) Водопроводов не взрывать.
5) Заводов не взрывать, но снять с оборудования все необходимые ценные части, станки и т. д., чтобы заводы надолго не могли быть восстановлены.
6) После отвода наших частей на левый берег Днепра все мосты взорвать основательно.
7) Склады, особенно артиллерийские, вывезти обязательно, а чего нельзя вывезти, взорвать.
8) Что касается эвакуации заводов дальше 70-верстной полосы, где прямой угрозы со стороны противника пока не имеется, то эту эвакуацию осуществлять заблаговременно, вывозя главным образом станки и прочее наиболее ценное оборудование.
Председатель Государственного Комитета
Обороны И. Сталин».
Как видите, услышав из речи Сталина, что врагу нельзя оставлять ничего ценного, Хрущев как танк немедленно двинулся на исполнение этого указания: все взорвать, скот угнать или перебить, поля вытоптать. А за счет чего будут жить оставляемые немцам советские люди? На это у Хрущева фантазии не хватило.
Понимал ли Хрущев, что у него есть дефект? Вряд ли, я вообще не встречал людей, которые бы сомневались в своем уме. Но Хрущев был умен и наверняка видел свою слабость, даже если и самому себе не хотел в ней признаться, поскольку он очень умно выбрал себе то, что называется имиджем. Он вжился в роль такого простого сельского дядьки, умного, но неискушенного во всяких там городских хитростях, а потому требующего постоянной подсказки более умных товарищей. И этой своей позицией Хрущев переигрывал всех. Во-первых, ему безусловно верили. Если умников подозревали, если о них думали, предал или нет, то о Хрущеве и мыслей таких не возникало – как же он предаст, если он без нас беспомощен? Это же все равно как младенцу предать свою мать. Во-вторых, именно из-за этого, Хрущева сделали первым секретарем ЦК КПСС после смерти Сталина. Такого вождя, как Сталин, в ЦК не было, следовательно, руководить страной и партией надо было коллегиально, но если во главу группы руководителей поставить какого-нибудь умника, то тот начнет плевать на мнение товарищей и гнуть свою линию. А Хрущев казался идеальным – он всех выслушивал, воспринимал советы – он виделся объединяющим звеном в ЦК. То есть, трусливая позиция членов Президиума ЦК, боявшихся взять на себя ответственность лидера, но в то же время желающих иметь большую власть и влияние, привели членов ЦК к мысли поставить во главе себя глуповатого парня, который будет их слушаться и тем самым они будут иметь власть, но не нести за нее ответственность. Однако все ошиблись – и Сталин, безусловно доверявший Хрущеву, и члены послесталинского ЦК, уверенные, что Хрущевым можно будет беспрепятственно управлять. Поскольку ленились задуматься над тем, а нравится ли самому Хрущеву так прекрасно исполняемая им роль глуповатого парня?
Хрущев не был Животным, он был обыватель, которые толпами шли в партию, воодушевленные идеями Коммунизма. Но Хрущев был болезненно честолюбив, его угнетал комплекс неполноценности – он хотел доказать всем, кто считал его глупым, что он на самом деле умнее их. А показателем его умности была его карьера, но высшая должность в государстве ему была нужна не для того, чтобы, как Сталин, сделать народ счастливее, а для собственной славы, для ощущения, что он все же умнее всех, для утешения своего честолюбия, своего комплекса неполноценности. Он непомерно награждал себя (его четыре звезды Героя вызывали смех населения), номенклатура прославляла его в семь раз больше, чем Сталина, но ему хотелось большего – ему хотелось самому себе доказать, что он не глупее Сталина, поэтому период его правления – это период