Тиммерман от таких высказываний смущался, разводил руками. По части кораблестроения он перенял от мастера многое, но моряком никогда не был.

— Мореходное дело, государь, премудрое, враз не познаешь, многие годы потребны.

— Ведаю, ведаю, — бурчал Петр, закрепляя какой-нибудь шкот[7], — который раз веревку перевязываю, а все не так. Федор! — кричал он на корму Апраксину.

Неторопливо, вразвалочку подходил Апраксин, брал в руки шкот, терпеливо показывал царю.

— Вспомни, Петр Лексеич, как нам Карстен пояснял, — ходовой-то кончик под себя пропускать, а ты сверху его накладываешь…

Скоро на флотилии начали делить чины. Лефорт немного припоздал, и, когда появился на Плещеевом озере, там важно расхаживал по палубе «Марса» новоиспеченный «адмирал», как, впрочем, и «генералиссимус» грузный Федор Ромодановский, впервые в жизни вступивший на палубу корабля. Пришлось царю размещать своих «адмиралов» по разным кораблям.

В середине августа с барабанным боем, под звуки трубы на берег озера прибыл Бутырский полк Гордона. Вся компания сотрапезников наконец-то собралась вместе. Пока полковники обучали солдат посадке на корабли, приятели отводили душу в попойках на «Марсе».

Для именитых гостей царь устроил представление на озере. Началось оно, как и в мае, крестным ходом под колокольный звон, священнослужители повторили майскую литургию. Потом корабли начали сражение на воде. Женщины сидели в креслах около дворца. На корабли ехать отказались решительно, как и Иван Алексеевич. Корабельные орудия палили холостыми, им отвечали пушкари Бутырского полка. Все озеро заволокло дымом, серые клубы поднимались по отрогам Гремячей горы.

— И когда Петруша успел таковые премудрости усвоить, — удивлялась Наталья Кирилловна, а в душе радовалась за сына. «Знать, болтают злые языки, что он одними попойками в Немецкой слободе пробавляется. Воинское дело, видать, всерьез его задело, не для потехи токмо». Ей вторила и Марфа Матвеевна, вдова-царица:

— Уж как государь таковое ремесло спознал, не каждому такое дается. И мой братец Феденька от него, видимо, многое перенимает, старается, поди.

— И я гляжу, добрый помощник у Петруши на водной-то утехе, — похвалила и Наталья Кирилловна Федора, — теперь и на сердце моем поспокойнее станет. Верный он ему товарищ в этих делах.

Евдокия не ввязывалась в разговор, чаще помалкивала. Как-то не сложились у нее отношения со свекровью. Но в душе она тоже радовалась. «Дай-то Бог, чтобы Петрушенька поболее этой усладе предавался, все подалее от этой немки треклятой».

Пребывание царского семейства на Плещеевом озере поневоле завершилось торжеством. В конце августа праздновали именины Натальи Кирилловны, большой обед закатил на этот раз Лев Нарышкин, тоже мастер питейного дела.

Накануне отъезда с семьей царь устроил обильное угощение для «шкиперов и матросов». Первую чарку он поднял за них:

— Здравие русских воев морских!

Когда выпили, разговорились, Федор Апраксин, сидевший подле царя, шепнул ему:

— Рановато еще, Петр Лексеич, величать так-то.

Петр недовольно вытянул губу, задрыгал ногой:

— Што не так я выказал?

— Все по делу, Петр Лексеич, токмо вои-то наши моря еще не нюхали.

Петр засмеялся:

— И я об этом думал, а как их величать-то?

— К морю их надобно, да и корабликам здесь тесновато. Отец Дионисий байт, к Архангельскому городку на Беломорье податься пора приспела.

На другой день небо затянуло серой мглой, закрапал дождь.

— Приведи все на судах в божеский вид. В этом году сюда вряд ли наедем. Все снасти и такелаж посымай, порох и припасы в магазины укрой. Ну, ты сам ведаешь, что к чему, не впервой.

Покидая Переславль, Петр давал последние указания Апраксину, а сам пребывал в сомнении. В разгар лета, глядя на толчею больших судов, решил, что настало время расставаться с озером: «Федор-то прав; но здесь-то все под рукой. И столица, и Нептуновы потехи. Однако озерко-то не море…»

После отъезда Петра несколько недель прошло в хлопотах по обустройству судов на зиму.

Перед Покровом появился неожиданно Скляев:

— Государь повелел впрок заготовить дерева и досья для строения двух кораблей.

Апраксин про себя чертыхнулся: «Штой-то не похоже на Петра Алексеича, семь пятниц на неделе. То баил повременить, теперь сызнова пуще прежнего потеху продолжать. Однако ему виднее».

Спешно валили сосны, везли на пильню, готовили доски, тесали брусья, складывали под навес. Глубокая осень выдалась без дождей, успели управиться.

Из Переславля Апраксин выехал по слякоти, спешил доложить царю о проделанном, но увидеться с ним пришлось только месяц спустя.

Во все времена иноземные послы снабжали своих повелителей сведениями о положении в стране пребывания. Особо ценились вести о царствующих особах и их приближенных. Послы старались уловить каждую новость в жизни царя, его семьи, его сиюминутные намерения и дальние планы, узнать о предстоящих торжествах и увеселениях, забавах, любовных интригах. Важное место в сообщениях уделялось состоянию здоровья царствующих особ.

В Москве иноземные резиденты и комиссары для добывания таких сведений не брезговали услугами самых разных лиц: вельмож и дьяков, придворных в Кремле, слуг именитых людей, стрелецких полковников и торговых людей из Охотного ряда. Кто-то проговаривался в хмелю. Часто делились новостями за соответствующую мзду. Львиная доля нужных сведений черпалась из среды офицеров-наемников. Десятки капитанов и полковников почти каждый день собирались компаниями, проводя время в застольях частых вечеринок Немецкой слободы. Главным и авторитетным источником придворных новостей на Кукуе считался слабый на язык Франц Лефорт. Другим значимым, но менее разговорчивым информатором слыл Патрик Гордон.

Иноземные послы объединялись по своим интересам и симпатиям: голландцы с датчанами и шведами, цесарцы с поляками. В конце ноября у шведского комиссара Кохена собрались за бокалом вина голландский резидент Ярган Келлер и датский комиссар Бутман. Накануне вечером их встревожила оброненная Лефортом в кругу друзей фраза на реплику одного из них:

— Наш лучший друг царь Петр в последнее время редко появляется в кругу своих почитателей. — Лефорт загадочно ухмыльнулся. — Государь немного устал от потешных игр. Каждому здоровому человеку нужно отдохновение, тем паче когда ему неможется…

Первым вспомнил о намеке всезнающего швейцарца Кохен. Он всегда проявлял повышенный интерес к дворцовым новостям. Тем более что в Стокгольме внимательно следили за первыми шагами молодого царя.

— Мне сообщили, что доктор Гульст второй день не покидает Преображенское. То и дело аптекари доставляют ему новые лекарства. Кажется, царь Петр серьезно мучается животом…