— Может, и зайдёт.

— И вы снова подружитесь?

Я пожимаю плечами:

— Может, и подружимся.

Я хочу мыслить трезво, хочу быть спокойной, но тут я вспоминаю о семье, что живёт теперь по соседству, о мальчике, который остался стоять на улице, перед домом.

— Как он с виду? Интересный? — спрашивает мама.

Я пожимаю плечами:

— Может, и интересный.

Она улыбается и, кажется, хочет сказать что-то ещё, но берёт меня за руку, сжимает её крепко-крепко и говорит:

— Конечно интересный, наверняка.

Надо всё же помедитировать. Перестать думать о Софи и о соседском мальчике. Всё. Я думаю только об успокоительном ритме ходьбы.

ноги — ведут меня — куда — захотят

ноги — ведут меня — куда — захотят

ноги — ведут меня — куда — захотят

Поскольку я выдыхаю слова на каждый шаг, ритм превращает их в музыку. Прогулку — в танец.

Мы не спрашиваем друг друга, куда идти, просто идём по аллейке вдоль речушки, которая течёт через наш парк. Вода бурлит и пенится. Над головами — мост, по нему, рыча, несутся машины. Потом мы проходим мимо полянки, где мальчишки гоняют мяч и дико вопят друг на друга: «Подсекай! Ему давай! Мне! Мне на голову! Ага! Нет!..» Мы подходим к небольшому зоосаду, где живут козочки с короткими рожками, пузатые свинки и красивые блестящие крикливые павлины. Посетители — маленькие детки в прогулочных колясках или на руках у мам. Они тянутся туда, за прутья загонов, шепчутся с козами и свиньями, точь-в-точь как я когда-то. Может, это я и есть? И я вернулась в своё прошлое? Я думаю о младенце на нашей улице. Почему мне кажется, что это «она»? Да-да, это девочка. Скоро она тоже будет приходить сюда и нашёптывать нежные слова козам и свинкам. Может, я её сюда и приведу? Возьму её за руку, пройду с ней через парк до зоосада, а потом отведу домой? От счастья, от мысли о таком счастье, я даже забываю дышать. На нашей улице появилась маленькая девочка. Она станет моей подругой!

Мы идём дальше. Эта аллейка ведёт к другому выходу из парка. В кустах и траве расшумелись птицы. Мы выходим за ворота. Палатки, магазинчики — выстроились, как на парад. Парикмахерская КРАСИМ-ЗАВИВАЕМ, китайская еда навынос — СЮ ДАЙ, а рядом ПИЦЦА И ПАСТА ОТ МИЛОЙ СИНЬОРИТЫ.

Мы всё идём. Мы уже знаем куда. Точно знаем. Шагаем мимо магазинов. Выходим на оживлённую улицу.

мимо — гудят — ревут — несутся — машины

мимо — гудят — ревут — несутся — машины

мимо — гудят — ревут — несутся — машины

И вот ещё одни ворота — чугунные, массивные. Кладбище. Мы на мгновение замираем. Как много могил, тел, душ… Как много умерших людей… Ряд за рядом, ряд за рядом. Памятники, ангелы, кресты, надгробия, выгравированные имена и даты, горшки с цветами, а над головой — огромный голубой купол неба. Люди бредут меж могил, останавливаются, склоняют голову, что-то шепчут, молятся.

Мы берёмся за руки и идём дальше. Подходим к папе. Останавливаемся.

— Здравствуй, папа, — шепчу я.

— Здравствуй, родной, — шепчет мама.

Я поднимаю занесённую сюда ветром обёртку от конфеты. Мама вытаскивает из земли сорняк. Я помню, как сидела у папы на коленях, а он читал мне книжку. Мама закрывает глаза, сжимает руки. Наверно, она тоже что-то вспоминает, или молится, или даже рассказывает папе про Колина Поупа.

— Я люблю тебя, папочка, — шепчу я.

Из глаза у меня выкатывается слеза. Я прекрасно знаю, что — где бы папа сейчас ни был и каким бы он сейчас ни был — назад ему пути нет. И нет никакого подземного царства Аида — мне некуда и не к кому идти, чтобы его вызволить. Но как это чудесно — стоять тут рядом с мамой и вместе вспоминать папу. Я знаю, что в воздухе вокруг нас есть молекулы, которые он выдохнул, в облаках над головой есть молекулы его тела, а в моей памяти отзывается эхом его голос — ведь он читал мне книжки.

Небо такое огромное, такое голубое. Поют дрозды, и где-то высоко-высоко заливается жаворонок. Я пытаюсь его разглядеть, но это невозможно — он слишком высоко и далеко. Я снова смотрю на землю и вижу, что ветер принёс к нашим ногам белое перо. Мама наклоняется, ловит его. И прикладывает к моему плечу.

— Наверняка твоё пёрышко, птичка, — говорит она. — Из твоего крыла.

— Конечно!

Она отдаёт мне перо. Я растопыриваю руки и притворяюсь, будто лечу, зажав перо меж кончиков пальцев. А потом я его отпускаю. Кружась, пёрышко медленно падает на землю, а там его снова подхватывает ветер и уносит прочь — за тропинки, за могилы.

— Теперь ветер повёл перо на прогулку, — говорю я. — И оно не будет знать, куда летит, пока не долетит.

Напоследок мы бормочем ещё какие-то слова, шепчем папе до свидания и — уходим.

Время летит быстро. Небо уже краснеет, скоро сумерки. Я чувствую себя пушинкой, пёрышком, влекомым в неведомые дали… мне не за что уцепиться, как слову, что блуждает в одиночку, без ритма… меня кидает из стороны в сторону, как извилистую линию, что никак не найдёт верное направление. А воздух вокруг такой нежный. Похоже, вот-вот появится Персефона.

— Давай устроим себе пир, — говорит мама. — Хочешь пиццу? Или возьмём домой китайской еды?

Она смотрит на меню заведения под названием СЮ ДАЙ.

— Жареные королевские креветки в соусе кунг пао! — провозглашает она. — Весенние блинчики! Свинина в меду со специями!

Я оглядываюсь на пиццерию.

— Хочу пиццу! Или спагетти-помодоро!

Она смеётся и ведёт меня в ПИЦЦУ И ПАСТУ ОТ МИЛОЙ СИНЬОРИТЫ. Официант радуется нам, точно мы — его близкие, давно потерянные друзья. Называет нас прекрасными дамами. Дарит по красной розе. Мы садимся в глубине ресторана, и поначалу других посетителей, кроме нас, нет, но вскоре появляются семьи и пары. Играет музыка, кто-то напевает «О соле мио».

Мама тихонько подпевает — полкуплета.

Я заказываю пиццу «Маргарита» с анчоусами, маслинами и чесноком.

Мама заказывает самую тонкую пасту — капеллини, — с моллюсками и креветками.

Мы улыбаемся друг другу. Мама пьёт белое вино. Я пью лимонад.

Приносят еду. Восхитительную еду!

— Фантастико! — вздыхает мама.

— Чудессико! — подхватываю я.

— О соле мио! — поёт она опять.

День за окном почти погас.

Я ем три шарика мороженого: фисташки-ваниль-земляника. Мама берёт сливочный десерт с карамелью.

— Одно название чего стоит! — восклицает она. — Панна котта кон карамелло! Повтори!

Мы хором повторяем итальянские слова. Едим сладкое длинными ложками. И хором вздыхаем от такой восхитительной вкусноты.

Мама пьёт кофе, и мы выходим на улицу, где уже сгустилась ночь. Домой возвращаемся той же дорогой, через парк. Вдоль речки. Слышим, как птицы устраиваются на ночлег в кустах и в траве. Замечаем кошек — чёрные кровожадины вышли на охоту.