слабо привязал его, и этот человек через минуту-другую бросится на меня и вцепится сильными пальцами в горло.

– Скажите мне однозначно, – сказал я, озираясь по сторонам. – Вы со мной или нет?

– То есть? – переспросил Гурьев, хотя я был уверен, что он прекрасно меня понял.

– Зачем вы переспрашивате?

– А вы извольте излагать свои мысли ясно и четко.

– Я хочу выйти отсюда. Живым. И помочь выбраться вам. Заодно выяснить, какой машиной, в какой таре увозится порошок.

– А прихватить с собой парочку килограммов героина не желаете? – иронически хмыкнул Гурьев. – А вы, оказывается, довольно наивный человек.

– Я повторяю свой вопрос. Вы идете со мной или остаетесь?

– Ну, допустим, иду. Но как вы намерены перескочить через забор? Проволока, которая протянута поверх него, между прочим, под напряжением.

– Давайте сейчас воздержимся от вопросов, ответить на которые я пока не могу, и поторопимся.

– Ну, хорошо, хорошо, – нервно ответил Гурьев. – Ведите!

– Надеюсь, пистолетом вы умеете пользоваться?.. Идите за мной, старайтесь не шуметь и делайте только то, что я вам скажу. Договорились?

– Вы затянули свой инструктаж.

Я покачал головой и, закинув автомат за спину, стал снова выбираться из ямы. Из-за ломаного среза далекой горы, которая, казалось, выточена из темно-синего хрусталя, показалась желтая луна, и от кустов на асфальт легли плотные тени, напоминающие взвод стрелков, лежащих на дорожке, как шпалы. Я долго не решался полностью выбраться из своего укрытия, и несколько минут вслушивался в ночные шорохи.

16

– Ну, что вы там застряли? – поторопил меня Гурьев.

Он смелый или просто глупый? – мимоходом подумал я, вставая на ноги, но не выпрямляясь в полный рост, обернулся, махнул ему рукой и показал на двери сырьевой зоны.

Гурьев бегать не умел и, неуклюже пригибая плечи к земле, тяжело побежал за мной. У дверей, пока я искал замочную скважину, он часто и шумно дышал, держался за сердце и вытирал со лба пот.

– Куда вы дели пистолет? – шепнул я, с трудом проворачивая ключ в замке.

Химик показал на карман брюк – оттопыренный, будто там была спрятана бутылка, которую мы намеревались распить в темной подворотне. Я медленно отворил железную дверь. Она не скрипнула. Я подтолкнул Гурьева, зашел следом за ним во дворик и закрыл замок изнутри.

– Осторожнее, не наступите! – предупредил я его, показывая на темный продолговатый предмет, лежащий на асфальте.

Химик вовсе не испытывал патологического ужаса к трупам, и даже присел возле него, рассматривая изуродованную пулей голову, увязнувшую в клейкой крови. Мне пришлось едва ли не насильно оттаскивать его в сторону.

– Послушайте, сейчас не время любоваться покойником… Вы говорили, что это сырьевые боксы? Не знаете, есть ли здесь охранка?

Гурьев отрицательно покачал головой.

– Нет, ни разу не видел. Соломку привозят сюда мешками на военных грузовиках, и она сразу же идет в переработку.

– Ее здесь перерабатывают? – Я показал на приземистый ангар, покрытый серебристым листовым железом.

– Да. По-моему, ее размалывают, и она по конвейерной ленте поступает в производственный цех. Сырье никогда долго не хранится в боксе, поэтому здесь нечего охранять.

– А кто обычно занимается помолом? Химики?

– Нет, рабочие. В основном они занимаются строительством и уборкой территории, а как приходит машина с соломкой, кого-то из них ставят на помол.

Я подошел к двери бокса, провел по ней рукой. Навесной амбарный замок. Задача для первоклассника.

– Скажите, Анатолий Александрович, а производственный корпус охраняется?

– А вы думали, нет? – Гурьев подошел ближе и выразительно посмотрел мне в глаза. – Кирилл, вы очень рискуете. Ситуацию всегда надо оценивать адекватно. Забудьте о производственном корпусе. Три четверти всей охранки пасут его круглые сутки. Они вооружены снайперскими винтовками с ночными прицелами.

– И внутри?

– Что – внутри?

– Внутри есть охранка?

– На ночь все цеха опечатываются, ставится сигнализация, и все двери корпуса запираются на замки. Но проблема не в замках. Вы не успеете даже шага сделать по производственной зоне, как станете покойником.

– Вы опять говорите слишком громко.

– А вы говорите слишком наивные вещи.

– Послушайте, Гурьев, – сказал я, приблизившись к химику едва ли не вплотную. – При всем своем врожденном оптимизме я могу дать не больше одного шанса из десяти, что мы сумеем выбраться отсюда живыми. Я отлично понимаю, какому риску мы подвергаемся. Но другого выхода нет ни у меня, ни у вас. Вы проработаете здесь еще месяц, два, ну пусть полгода. Но все это рано или поздно кончится. Ваши хозяева переведут последний доллар на зарубежные счета, после чего устроят вам всем – химикам и охранке – красивую и быструю смерть, а комплекс взорвут, подожгут и сравняют его с землей. Вы это понимаете?

По глазам Гурьева, в которых отражалась круглоликая луна, мне стало ясно, что он не совсем верил в то, что я ему говорил. Я сплюнул, подавляя в себе желание выругаться, подошел к пожарному щиту, снял с него традиционно красный ломик.

– Безумец, – прошептал Гурьев.

– Если вы струсили, – сказал я, заталкивая ломик под замок, – то еще не поздно вернуться. Осторожно пройдете по дорожке до ямы, затем… – я потянул ломик на себя. Замок скрипнул, но выдержал первую атаку. – Затем доползете до забора. Подождете, пока охранник встанет к вам спиной и перелезете на свою родную территорию. Только не забудьте вернуть мне пистолет.

Я затолкал ломик поглубже, надавил на него всем телом. Ушко замка лопнуло с коротким щелчком.

– Вы хотите меня унизить? – спросил Гурьев, поднимая замок с асфальта и кидая его в траву.

– А вам не кажется, что сейчас не время выяснять отношения? – грубо ответил я. – Сейчас надо только принимать решения и выполнять их… Возьмите ломик и суньте его себе за пояс.

– Зачем он нам нужен?

– Я не уверен, что это последняя дверь, которую нам придется сегодня взламывать.

Мы вдвоем взялись за дверь, которая оказалась достаточно тяжелой и двигалась на ржавых петлях с большим трудом, открыли ее ровно настолько, чтобы можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Я отошел на полшага, давая понять Гурьеву, что жду от него последнего решения. Из черной щели тянуло приятным запахом свежих древесных опилок, скошенной травы.

Гурьев помедлил, усмехнулся и первым вошел в проем. Я шагнул в темноту следом и, насколько мог плотно, закрыл за собой дверь и стал шарить рукой по стене.

– Вы что ищете? – спросил химик.

– Рубильник.

– Не сходите с ума, Кирилл! Какой может быть свет? Сюда тотчас примчится дежурная рота и превратит этот бокс вместе с нами в дуршлаг.

– Я осмотрел его снаружи. Здесь нет окон.