Кинозритель еще лет двадцать назад – это почти вся страна. Он настолько разнообразен, что разделить его по типам невозможно.

Кого бы я ни играл – уродов не изображал, не люблю этого. Пусть даже герой с отрицательными чертами характера, но для этого не обязательно придавать лицу злобный оскал. Вскрывать надо скверну, которая сидит внутри человека.

Я имел несчетное число поклонниц благодаря, как говорили в старину, благолепному виду. Среди них много тех, которых можно обозначить: «Хочу стать артиской!» От этих молодых девушек больше всего получаешь писем, раньше чуть ли не мешками каждый день приносили. Все они пишут примерно в одних и тех же словах о том, как счастливы видеть меня на экране и надеются, что тоже когда-нибудь попадут на съемочную площадку и станут «артисками». Многие из них пересказывают содержание фильмов, делятся своими «впечатлениями». Вы там-то «совсем светлый», а там-то «совсем брюнет, но очень свецкий».

Есть люди взрослые, которые благодарят за доставленные минуты радости, сопереживания, рассказывают о том или ином эпизоде из прошедшей жизни, который вдруг всплыл в памяти после просмотра фильма. Так близко к сердцу воспринимали «Неподсуден» люди оклеветанные.

Поклонники разные. Письма тоже. Но в них в подавляющем большинстве выражена для нынешнего времени, быть может, и банальная мысль, что «ваши герои зовут к свету, заставляют жить честнее и любить ближних». Боюсь, что после большинства современных фильмов зрители присылают режиссерам и артистам только предсмертные записки, что «просмотрев вашу бытовуху, решил повеситься».

Я нес зрителю героя с лучшими чертами, такими, как порядочность, честность, любовь к женщине, верность дружбе и, главное, – любовь к своей родине. Это и есть идеология, на которой воспитывались и сто, и двести лет назад. И не надо выдумывать ничего нового, отвергая партийную диктатуру. Надо воспеть поруганные за последнее десятилетие общечеловеческие ценности, в том числе патриотизм, без которого невозможно удержать государство от полного распада и развала.

Посмотрите на американцев, у них из каждого фильма просто выпирает идеология: люби свой флаг, свои вооруженные силы, своих героев, свою родину.

Существовал еще тип эдаких поклонниц-хулиганок. Они могли сжить со света любого нормального человека своими преследованиями, поджиданиями, постоянными телефонными звонками. Звонили под разными предлогами и представлялись разными именами, звонили круглосуточно. Иногда они доводили меня просто до бешенства, появлялось желание разбить телефонный аппарат. Однажды я даже попал в неловкое положение.

Накануне вечером поклонницы-хулиганки, как обычно, доводили меня своими звонками, смысл которых был один и тот же: «Давай познакомимся». Я ругался, бросал трубку. В постель лег лишь поздно вечером. Помню, чтобы хорошенько выспаться, задернул толстую портьеру, не оставив ни щелочки для утреннего света. Заснул крепко.

Меня разбудил звонок. Раздался, как мне показалось, молодой и бодрый голос.

– Олег Александрович?… Это Екатерина Алексеевна Фурцева.

– Пошла бы ты, недоумок, куда подальше! Будешь еще звонить – поймаю, ноги повыдергаю! – закричал я в трубку, бросил ее на рычаг и уткнулся снова в подушку, пытаясь выспаться сполна.

Через несколько минут опять звонок. Голос все тот же веселый, но мне показалось, что не такой уж юный.

– Олег Александрович, это действительно я – Екатерина Алексеевна. Меня не было в Москве, ездила в командировку в Италию…

Тут-то я поверил, что это не обман, ведь Фурцева действительно была в Италии, мне от нее уже звонили.

– Извините, – говорю, – Екатерина Алексеевна. Спасу никакого нет, звонит постоянно бог знает кто и под всякими именами.

– Ну ничего, бывает… Олег Александрович, я хотела бы вас видеть.

– Когда?

– Ну, сейчас. Я на работе.

– А который сейчас час? – спрашиваю, находясь в полной темноте и не задумываясь о том, с кем разговариваю.

– Уже час дня.

– Значит, час дня… – начинаю рассуждать вслух. – Ну, сейчас встану… Побреюсь… Приму душ… Позавтракаю… В общем, часа через два буду у вас.

– Вот и хорошо, – рассмеялась она. – Я вас жду.

Я доехал до Красной площади и до здания Министерства культуры СССР на улице Куйбышева решил пройти пешком, чтобы собраться с мыслями. Я знал, зачем понадобился. Меня уже вызывал ее заместитель В. Е. Баскаков и интересовался моим отказом играть Андрея Болконского в «Войне и мире». И Бондарчуку, и Баскакову я ответил, что просто не хочу, потому что настроение такое, что «мне сейчас ни до чего». Баскаков даже развел руками: «Ну, не с милицией же заставлять играть Болконского». Я ответил: «Вот именно».

Баскаков предупредил, что Фурцева по приезде из командировки все равно вызовет меня по этому делу, ведь утверждали меня на роль и она сама, и коллегия Министерства культуры, и отдел культуры ЦК КПСС.

Мне не хотелось вдаваться в причины моего отказа, сообщать, что ухожу во МХАТ, а эпопея «Война и мир» отнимет несколько лет и я, театральный актер, так и буду продолжать жить в кино, не выходя на театральные подмостки, зависеть от репертуара нашего советского кинематографа да еще от желания какого-нибудь режиссерчика, размышляющего: занять или не занять меня в том или ином фильме. Тем более что слово МХАТу я уже дал, теперь надо в нем утвердиться и доказать, что я ведущий репертуарный артист, что меня не зря взяли на персональную ставку и обещали «улучшить жилищное положение». Здесь не до роли Болконского, которая, по существу, ничего нового в творческом плане мне не давала…

С одной стороны, размышлял я, Катя, – как мы ласково называли между собой Фурцеву, – не будет шибко настаивать. Но, с другой стороны, я боялся, что не смогу отказать ей, она меня уговорит, беседуя один на один.

Войдя в приемную, я столкнулся с секретаршей, и она, почему-то смутившись, сказала:

– Вас ждут. Проходите, пожалуйста.

Я широко распахнул дверь и вошел в кабинет. Боже мой! Я-то думал, что она собирается побеседовать по-дружески один на один… А тут!.. Оказывается, собрались вся коллегия, представители отдела культуры ЦК КПСС, все ее замы, директор «Мосфильма» Сурин и руководство съемочной группы «Войны и мира».

«Вот это да! – промелькнуло у меня в голове. – Хочешь взять меня на испуг? Зря! Я не люблю, когда меня пугают». Я внутренне ощерился и сказал себе: «Ну что же, примем бой!»

Фурцева встала и пригласила меня сесть возле себя. Я оказался напротив С. А. Герасимова. Далее дословно привожу состоявшийся разговор, вернее диалог с Фурцевой.

– Как поживаете, Олег Александрович?

– Отлично.

– Может быть, вас что-то не устраивает? Может быть, вам что-нибудь нужно? Расскажите, мы вам во всем поможем.

– Мне ничего не нужно, все есть. Живу хорошо.

Пауза. Вижу, Екатерина Алексеевна ищет, как лучше подступиться к нужной теме.