в голову. Пьянствовал и развратничал Де Томази ужаснейшим образом и постоянно менял занятия, так что в 33 года он уже успел побывать лакеем, столяром, хозяином кафе, приказчиком, комиссионером, служителем в банке, содержателем кабачка, шелководом, актером, фокусником и даже испробовал свои силы на литературном поприще в качестве драматического и комического писателя.

В течение этого времени его не раз арестовывали за присвоение чужого имени и за мошенничество в картах. Когда он узнал, например, что жена ему изменила, он смертельно ранил ее, попал за это под суд, но был оправдан и через полгода женился снова. Занявшись потом разведением шелковичных червей, он накупил грены, за которые не заплатил денег, был привлечен за это к суду и просидел 4 месяца в тюрьме. Затем в 1873 году его отправили в дом сумасшедших, где он сумел со свойственной ему ловкостью приобрести расположение служителей: помогая им в работах и благодаря этому пользуясь иногда отпуском, он в конце концов смог бежать.

Через два года Де Томази в пьяном виде сломал себе руку и снова попал в больницу для умалишенных; вначале у него не было заметно никаких болезненных признаков, кроме бессонницы и горделивого отношения к окружающим; но потом у него наступил припадок временного помешательства, продолжавшийся часа три-четыре, во время которого он кричал и постоянно говорил бесстыдные речи, но, придя в себя, не помнил, что с ним было. После этого с ним стали случаться припадки настоящей эпилепсии, повторявшиеся три раза, несмотря на постоянное употребление бромистого калия и атропина.

После выхода из больницы он снова попадал то в тюрьму, то в дом умалишенных. Тут-то мне и пришлось выслушать его исповедь, причем я убедился, что этот человек совершенно лишен нравственного чувства: как мошеннические проделки, так и любовные похождения свои он считал не только дозволенными, но даже похвальными поступками. Часто повторявшиеся припадки эпилепсии настолько расстроили его умственные силы, что он, упоенный некоторым успехом своей комедии, дававшейся в миланском цирке, и отзывами мелких газет, вообразил себя призванным к чему-то великому и составил план социальной реформы на основании теории, несколько сходной с дарвиновской теорией полового отбора. Так, он предполагал, между прочим, разделить всех девушек на три категории: самых молодых, сильных и красивых запереть в гарем и дать им в мужья наиболее здоровых, пылких молодых людей; потомки их мужского пола должны поступать в солдаты, а женского – тоже в гарем. Не обладающим физической красотой девушкам предоставляется выходить замуж за кого угодно, а безобразные обязаны сделаться публичными женщинами и отдаваться первому встречному без всякой платы.

Идеи свои Де Томази вздумал однажды проповедовать на площади и, перейдя от теории к практике, пытался изнасиловать одну женщину, но был тотчас же арестован. Чтобы яснее представить всю нелепость взглядов этого маттоида, я приведу здесь отрывки из своего разговора с ним. Когда я спросил его, неужели мошенничество кажется ему хорошим делом, он отвечал мне: «Да ведь это только по вашим глупым законам мои поступки кажутся дурными, а я сам не считаю их такими. Мне деньги нужны для блага других, для того, чтобы пропагандировать мой план возрождения человечества».

Вопрос: Но ведь вы тратите же деньги и для себя лично?

Ответ: Совсем нет, я все отдаю тем женщинам, которых хочу привлечь на свою сторону, и для этой цели я даже продал одежду, доставшуюся мне после отца.

Вопрос: Следовательно, чтобы достать денег, вы не остановитесь ни перед чем, даже перед убийством?

Ответ: Конечно, я не прочь бы убить какого-нибудь богача. Чтобы ввести мою систему, мне необходимо много денег, несколько миллионов, и я уверен, что рано или поздно они будут у меня, – я думаю об этом день и ночь.

Вопрос: Кто же даст вам такие деньги?

Ответ: Правительство или государство, в благодарность за изобретенную мной систему.

Вопрос: Но разве вам не приходит в голову, что ваша теория должна быть нелепа, если всякий раз, как вы пытаетесь осуществить ее на практике, вас арестуют?

Ответ: Это случается вначале при всяком нововведении. Чтобы новые идеи проникли в общество, нужно бороться за них, а потом уже дело пойдет без труда. Когда мир убедится в моей правоте, я получу награду, а все, кто преследовал меня, будут наказаны.

Далее, когда я заметил Де Томази, что если он не изменит своего поведения и в будущем, то ему придется постоянно переходить из тюрьмы в дом умалишенных, а оттуда обратно в тюрьму, он отвечал:

– Все это правда, я и сам знаю, что врежу′ себе, но, как только меня выпустят отсюда, я опять примусь за прежнее. Та же самая штука выходит у меня и с пьянством – я сознаю, что мне вредно пить, и все-таки пью. Изменить своей натуры я не могу, и потому я решился или умереть в тюрьме, или привести свой план в исполнение.

Вопрос: Неужели вы не считаете преступлением изнасиловать женщину?

Ответ: Какое же это преступление! Мужчина обязан выполнять свое назначение, а законы ваши должны быть изменены согласно с моими требованиями. Говорю вам, что настанет время, когда на моей стороне будет и правительство, и король. Обольстить женщину, по-моему, даже похвально.

Вопрос: Зачем же вы убили свою жену, когда ее обольстил другой?

Ответ: Замужнюю женщину не следует трогать… она должна быть неприкосновенна.

В дополнение к этому диалогу упомяну также о сочинениях Де Томази, которыми он занимался постоянно в тюрьме и больнице, лишь изредка только уделяя часть времени вырезанию прелестных шкатулочек. Среди этих сочинений есть прозаические и стихотворные. В первых сказывается иногда оригинальность – например юмористический список болезней, которыми страдал автор, но вообще они лишены каких бы то ни было литературных достоинств. Из стихотворений некоторые очень неплохи, как, например, «Цветы».

ЦВЕТЫ

По саду и рощам гуляя,

Нарвал я цветов для тебя;

Прими мой букет, дорогая,

Укрась им, друг милый, себя.

И роза в нем есть меж цветами,

Эмблема твоей красоты —

Вплети ее меж волосами:

Она хороша, как и ты.

Есть в нем и фиалка лесная —

Стыдливый прелестный цветок —

Украсит он, верь, дорогая,

Твой скромный душистый венок.

Есть лилия также в букете,

Чиста и невинна, как ты,

Ах, вспомни о бедном поэте

При виде ее красоты!

Как небо, цветы голубые

Нарвал я еще для