Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо, любимая. Не плачь… Хочешь, я заряжу твой самострел и ты еще раз в меня выстрелишь? Я встану поближе – ты обязательно попадешь!
Вместо ответа она разрыдалась еще громче. Сев рядом на краешек кровати, я начал тихо гладить ее по голове.
– Прости… Было столько дел. Болезнь, бои, подвиги, драки – все это занимает весь рабочий день. Про ночные вахты уже и не говорю. Надо было, конечно, хоть весточку дать, но в вашей веселой стране ни почты, ни телефона. Не поверишь – банальную телеграмму отправить негде! А ведь народу не объяснишь, что у меня тоже может быть личная жизнь. Людоеды завелись – Скиминок! Пан Юлий мятеж готовит – опять Скиминок! Раюмсдаль Локхайм захватил, Зингельгофер армию собрал, Люцифер козни строит – везде только Скиминок! Как будто у вас других героев нет?! И ладно бы что серьезное, а то чепухой какой-то приходится заниматься… Две драконицы не поделили Кролика, так его еще одна, черненькая, оказывается, с детства любит. И что ты думаешь? Даже здесь без многомудрого меня никак нельзя разобраться!
Моя пустопорожняя болтовня сделала свое дело. Луна перестала плакать, улыбнулась и обняла меня за шею, уткнувшись мокрым носом мне в ухо. Я гладил ее по спине, довольно долго мы молчали. Наемница начала первой:
– Он уехал. Я была уверена, что справлюсь с собой и смогу с ним жить. Два дня мы не ссорились. Потом начался ад… Я заболела. Он ухаживал за мной, но… Я все время думала о тебе, а любое случайное упоминание твоего имени вызывало скандал. Я… в общем, я сказала ему, что давно тебя люблю. Что я обманываю его… Он уехал в Вошнахауз, у него там работа. Потом передал письмо с магом Матвеичем. Пишет, что все понимает, но семья есть семья, разрушить легко и… все зависит от меня.
– А ты?
– Я… наверно, вернусь к нему. Так надо… Он позовет и… Нет! Не уходи, пожалуйста…
Я пытался встать, но Луна вцепилась в мой рукав, глядя такими умоляющими глазами.
– Скиминок, любимый… Родной мой… Не оставляй меня сейчас. Ты не видишь, как мне плохо? Я ничего не могу решить. Все во власти Всевышнего… Ну что же нам обоим делать, раз все так вышло? Не молчи… Я… люблю тебя!
Ее бил озноб. Явно высокая температура. Я покрепче прижал к себе ее горящие плечи, а потом… Наши губы вдруг встретились. Это был тот самый поцелуй, которого ждут всю жизнь! Если его не было, то век прожит даром… Мы целовались снова и снова. Мы отдавали друг другу всю нежность и ласку, скопившуюся за долгие годы разлуки. Горечь поражений, душевная боль, раны и усталость, проблемы, страхи, обиды… не осталось ничего, что бы не растаяло в огне этих поцелуев. Я все простил. Она все простила. Мир вокруг ограничил свое многообразие озерами ее глаз. Там отражался – я! Больше мне не нужно было себя искать… Теперь ответом на любой вопрос звучало: я люблю ее! Враги представлялись мелкими, сложности – несущественными, ошибки – поправимыми. Не было ничего, с чем бы я сейчас не смог справиться. Она целовала меня с такой яростью, безоглядной страстью, на какую способна лишь настоящая любовь. Мы не заметили, как опустился вечер. Я не услышал скрипа досок, припирающих снаружи дверь. Луна не обратила внимания на голоса за окном. Мы вздрогнули одновременно от обжигающего Меча Без Имени, изо всех сил сигналящего об опасности. В воздухе запахло серой. За стеной кто-то громогласно объявил:
– Верьте мне, дети мои… Он – не ландграф! Она – наемная убийца. Они лишь грешные исчадия Ада. Спасем же свои души, придав слуг Сатаны очистительному пламени истинной веры!
Я рванулся к двери и тяжело ударил в нее всей грудью. Бесполезно. Она была надежно прижата снаружи. Подошел к маленькому окну, – вокруг дома мрачной толпой стояли жители деревни. Стражи опирались на копья, староста задумчиво вздыхал, а прямо перед ним бесновался высокий худой священник в черной рясе:
– Огня! Дайте мне огня! Только огонь, испепеливший их тела, избавит ваши души от вечного пламени геенны огненной. Спасите себя и детей своих! Молитесь, дабы происки Сатаны не ввели вас в искушение! Кайтесь, ибо Бог отвернулся от вас за то, что вы дали пристанище его врагам…
– Кто это? – спросила Луна, глядя в окошко из-за моей спины.
Я пожал плечами:
– Очередной религиозный фанатик. Вообще-то у меня уже двойственное отношение к священникам. Кардинал Калл был со мной несколько строг, но потом показал себя хорошим дядей. Инквизиторы и приблудцы оказались сволочами. Отец Ансельм, помнишь его? Чудный человек, а вот этот… По-моему, он успешно уговаривает всех нас сжечь.
– Я боюсь.
– Не бойся! – Именно сейчас, рядом с любимой, которая нуждалась в моей защите, я почувствовал себя невообразимо храбрым и могучим. – Ничего, если я выдавлю стекло? Думаю, мы быстро договоримся со старостой.
Луна согласно кивнула. Она выглядела очень напуганной, но верила мне безоговорочно. Это вдохновляло…
– Алло, колхознички! По поводу чего митингуете? Пестициды замучили или обком опять требует рапорт об уборке за неделю до сева?
Народ припух. Они тут всегда молчат, когда не понимают, о чем речь. Тугодумы, но в неискренности не упрекнешь… Староста откашлялся и, сопровождаемый монахом в черном, попытался дать вразумительный ответ:
– Тут такое дело, господин ландграф…
– Он не ландграф! – с диким криком оборвал его священник.
– Вот я и говорю, господин хороший… – смущенно поправился староста. – Вслед за вашей милостью к нам спустился святой отшельник с Калмыцких гор. Он нечистую силу за версту чует. Вот, стало быть, и…
– Ага! С дуба он упал, а не с гор спустился! Да в Калмыкии отродясь гор не было. Чему вас в школе учили, двоечники?!
– Не богохульствуй!!!
– А ты вообще заткнись, крыса лабораторная! Не с тобой разговариваю. Мужички, вы че, белены