– Ты ошибаешься, господин. В нашей мудрости нет места жестокости. Та, что правит нами, не запятнала себя недостойными деяниями. Она плакала, узнав об участи Кенеки и тех, кого он сбил с пути истинного, но знала, что всему этому суждено было исполниться, а потому повелела предать его смерти. Мы, обитательницы озера, отреклись от суетного мира, и все наши помыслы лишь о небесной обители. Не суди нас строго, господин, и не оценивай по законам племени дабанда. Ну вот, я сказала достаточно. Знай, тебе нечего опасаться на обратном пути. Не сомневайся, ты доберешься домой целым и невредимым и проживешь долгую жизнь. Иди, следуя зову собственного сердца, и пусть тебе сопутствует успех. Прощай, господин Макумазан. Не поминай нас лихом, ведь теперь ты понял – или же поймешь это позже, – что женщины со всеми их недостатками лучше и мудрее мужчин, потому что порой нам открывается свет истины, скрытый от вас.

С этими словами Белая Мышь склонилась, взяла мою руку и поцеловала ее. Затем отодвинула висевшую на двери завесу и скользнула в темноту. Признаться, меня порадовало, что я нашел в земле Моун хоть кого-то, кто мне нравился и кому нравился я сам!

И тут с противоположного конца комнаты, где спал Ханс, едва слышно донесся его голос (а ведь я совершенно позабыл о готтентоте).

– Надеюсь, это был последний поцелуй, баас? Можно мне уже вылезти, а то я совсем запарился и чуть не задохнулся под этой шкурой, не зная, куда спрятать глаза?

– Видать, уши свои ты не спрятал? Ладно, хватит уже молоть чушь! Лучше скажи, что ты думаешь о Белой Мыши?

– О баас, – ответил Ханс, садясь на постели, – я думаю, она призрак и колдунья еще даже похлеще всех остальных. Только она хорошая, хоть и обманула меня в том поселении арабов, выдав себя за ревнивую жену Человека-совы, Кенеки, и заставив поверить, что я нравлюсь ей больше, чем он. Но сейчас я доволен, баас, ведь Белая Мышь сказала, что наше путешествие окончится хорошо, а привидения разбираются в таких вещах. А вы, как я погляжу, опечалены тем, что с нею расстались? Вон и о письме, которое она доставила, напрочь забыли. Конечно, баас, чтение – занятие скучное, целоваться куда как интереснее.

– Принеси лампу, – велел я, развязал веревочку, сплетенную из душистой травы, и развернул свиток.

Письмо сие оказалось, как я и ожидал, от Аркла. На листке, вырванном из тетради, было написано следующее:

Дорогой Квотермейн!

Мы узнали, что Вы собираетесь в дорогу, и я решил написать Вам на прощание и передать письмо с той, кому могу доверять. Не осуждайте меня, Квотермейн, за то, что я покинул родную страну, пренебрег традициями, в которых меня воспитали, и женился на языческой жрице из Экваториальной Африки. Любовь сильнее привязанности к Родине и устоев общества. Мы не можем противиться ей, ведь это судьба. Возможно, Вы не поверили в подлинность моей истории, приняв ее за безобидные фантазии романтика. Замечу лишь, что для меня случившееся было вполне реальным и естественным, хотя, возможно, и определенные совпадения также сыграли здесь свою роль. Полагаю, Вы тоже обратили внимание на колдовские способности и суеверия этого таинственного древнего народа и нашли – если не для всего, то для многого – вполне разумные объяснения.

О, как бы мне хотелось разделить Ваш скептицизм, но, увы, я не могу, ибо верю в реальность этой силы! Тут я бы хотел кое-что прояснить. Та, что зовется у дабанда Энгои, или Тенью, или Сокровищем озера, сама никакой силой не обладает. Она лишь медиум, а силой наделены другие, и больше всех глава Совета – то есть Кумпана.

Может быть, Вы заметили, сколь неестественно звучал голос Энгои в тот день перед алтарем и позже, на лодке, когда мы с нею сочетались браком? Мне, во всяком случае, он показался странным; со мной она разговаривала совсем иначе, как обычная женщина с любимым мужчиной. А как странно говорила она, например, когда объявляла приговор абанда, отдавая их на расправу диким зверям, которые, несомненно, были послушны приказам дабанда. (И кстати, безумие, постигшее выживших воинов, тоже навели на врагов они, о чем я узнал впоследствии.)

Так вот, клянусь Вам, Квотермейн, бедная женщина была не в себе, когда произносила эти слова, равно как и приказ относительно того, чтобы негодяя Кенеку заживо сожгли на костре. Короче говоря, моя жена находилась под неким странным гипнотическим воздействием. С годами, похоже, дар медиума иссякнет. Вот почему жрецы дабанда убивают Энгои, когда она достигает определенного возраста, а заодно лишают жизни и ее мужа. После чего ее место занимает новая Тень.

Вы, пожалуй, скажете, что нас обоих ожидает страшная участь. Так знайте же, Квотермейн, что я вовсе не собираюсь сидеть и покорно ждать, когда судьба нас настигнет. Я восстану против жрецов и Совета, свергну их (пока не знаю, как именно) и заменю жестоких правителей гуманными и безупречными во всех отношениях. В самом крайнем случае мы с женой заблаговременно покинем эту страну. Так что не считайте нас потерянными навсегда, а меня – изменником. Правильнее будет сказать, что мы просто спрятались на какое-то время вдали от цивилизации.

Меж тем я, признаться, очень счастлив. Для меня открылась книга древней мудрости, которую я считал потерянной для мира. Как бы я хотел показать Вам этот остров и его древние строения, а также сокрытые в них письмена, языка которых пока не разобрал. Но, увы, это невозможно: малейшая попытка, безусловно, будет стоить Вам жизни. Так что Вы должны идти своей дорогой, а я пойду своей. Может статься, что наши пути еще пересекутся в этом мире.

Я очень благодарен Вам, Квотермейн, за все, что Вы для меня сделали. Надеюсь, Вы будете сполна вознаграждены за все испытания, а опасности обойдут Вас стороной. Да благословит Вас Бог, друг мой (если позволите мне так Вас называть), и прощайте! Прошу Вас и Ханса никому не рассказывать обо мне, а также о народе дабанда, земле Моун и священном озере. А главное, не возвращайтесь сюда сами и не посылайте других белых людей – на мои поиски или же с целью исследований. Подобного рода попытки неизменно будут караться смертью. Позвольте мне на этом завершить свою историю и бесследно исчезнуть, как то нередко случается с путешественниками по всей Африке.

Прощайте!

Всегда Ваш,

Джон Таурус Аркл

P. S. Прилагаю также записку, адресованную капитану охотников, на чье попечение я оставил припасы и снаряжение. Вас к нему проводят. Он человек более или менее грамотный, так что сумеет прочесть мое послание. Я приказываю ему передать в Ваше распоряжение все вышеупомянутое, а сверх того – запечатанную коробку, в которой Вы найдете золото. Надеюсь, оно Вам пригодится. Советую Вам держать путь к Западному побережью. Охотники могут сопровождать Вас туда, во всяком случае до тех пор, пока Вы не встретите белых людей.

Дж. Т. А.

Вот какое любопытное письмо я получил, чему был несказанно рад. Ведь оно дало мне надежду, что однажды Аркл вырвется из этой проклятой страны, один или вместе с женщиной, волею судьбы ставшей его супругой. Кроме того, разве он не приоткрыл таким образом, пускай и совсем чуть-чуть, завесу тайны, которая до сих пор оставалась для меня темнее ночи? Я убежден, что именно так и есть.