11 апреля. Москва

…Мы надеемся собраться все вместе в <Великий> четверг, принять Причастие. Останемся на Пасху и на день именин Аликс, а вечером во вторник поедем обратно. Бог даст, <сможем> с тобой увидеться. Мы все здоровы, шлем тебе сердечный привет.

Элла.

(ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 1584. Л. 14–19 об. — на англ. яз.)

Дневник Николая II

19 апреля. Четверток Великий. Имели великое утешение причаститься… Гулял с Дмитрием. Смотрел с ним на репетицию стрелков и затем работал на льду.

22 апреля. Светлое Христово Воскресение. В 12 ч. началась заутреня, а обедня кончилась в 2 ½. Вернувшись домой, разгавливались в Круглой зале… Христосовался с 700 чел. Прослушали три вещи, спетые певчими. Завтракали семейно. Гулял с Дмитрием и разламывал лед на пруду… В 7 ½ пошли к вечерне. После обеда сидели вместе. Аликс получила подарки к именинам…

1 мая.… Гулял с Дмитрием и катался с ним в байдарках… После обеда Элла и дети уехали в Москву…

(Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 362–364.)

Воспоминания вел. кнж. Марии Павловны

На Пасху мы поехали в Царское Село. Как только праздники закончились, тетя объявила, что мы должны вернуться в Москву. Неотложное дело, по ее словам, требовало этого; моя просьба остаться подольше в Царском Селе не рассматривалась.

По возвращении в Москву она попросила меня не занимать вторую половину дня никакими делами и встречами, так как она ожидает к чаю гостя. Будет хорошо, добавила она, если я подумаю о подходящем платье.

В назначенное время я без особого энтузиазма спустилась в гостиную и нашла свою тетю в одиночестве… когда несколько минут спустя двери раскрылись и появился молодой принц (Вильгельм Шведский. — Сост.), я оглядела его со спокойным любопытством… Когда мы остались одни, тетя попыталась узнать, какое впечатление на меня произвел принц. Я сделала вид, что не понимаю подоплеки ее расспросов.

На следующее утро она позвала меня в свою гостиную. Я поцеловала ей руку и ждала, когда она заговорит. Мы сидели лицом друг к другу.

— Послушайте, — начала она, глядя в сторону и нервно комкая в руке носовой платок с черной каймой, — я должна поговорить с вами об очень серьезном деле и хочу, чтобы вы, как следует, подумали, прежде чем дать ответ. — Ее лицо раскраснелось от подавляемых чувств, и она с трудом подбирала слова. — Принц Вильям приехал сюда, чтобы познакомиться с вами. Вы нравитесь ему, и он хочет знать, не согласитесь ли вы выйти за него замуж…

Я возвратилась из Царского Села с простудой, меня лихорадило. За обедом в присутствии принца я почувствовала себя настолько больной, что мне пришлось уйти из-за стола, и, пошатываясь, я направилась к себе в комнату, опираясь о стены и держась за мебель…

Тетя ходила взад и вперед от моей постели к гостиной, где принц сидел в ожидании новостей. Ее старшая сестра, принцесса Виктория Баттенбергская, приехала в Москву и сменила тетю у моей постели…

Я сказала тете:

— Я принимаю предложение, но с одним условием: я не хочу выходить замуж раньше восемнадцати лет; я еще слишком молода. Знает что-нибудь отец об этих планах? И что он думает об этом?

— У меня есть согласие и одобрение императора — ведь вы находитесь под его опекой. Ваш отец за границей. Скоро вы сами напишете ему обо всем…

Во второй половине дня меня одели и отвели в гостиную. Мои слабость и волнение были таковы, что я едва стояла на ногах, поэтому меня усадили на диван, принесли чайный столик. Ко мне присоединилась тетя в сопровождении своей сестры и принца. Две дамы поспешно выпили свой чай и оставили нас. Принц, которому было заметно не по себе, задал мне несколько вопросов о моем здоровье, затем он внезапно взял меня за руку и спросил, нравится ли он мне. Я ответила, что он мне нравится.

Поколебавшись секунду, он сказал:

— Хотели бы поехать в Швецию… со мной?

И я снова ответила:

— Да.

Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Положение было мучительным как для него, так и для меня…

Было решено никому не говорить о моей помолвке, пока о ней не объявят сначала монархам обеих стран и моему отцу…

Через два или три дня принц покинул Москву. К этому времени я выздоровела, и последние дни и вечера перед его отъездом мы провели вместе…

(Мария Романова. Воспоминания великой княжны.

Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918. М., 2006. С. 94–100.)

Помолвка вел. кнж. Марии Павловны и Шведского принца Вильгельма была назначена на 2 июня.

Вел. кн. Павел Александрович — Николаю II

12 мая. Булонь-сюр-Сен

Дорогой Ники, на твою вторую телеграмму отвечаю письмом. Твои слова, что о касающемся лично меня вопросе будет разговор «только после выхода замуж Марии», заставляют меня сразу сказать тебе, что я не могу приехать. Пусть знают, почему, по какой причине отец не будет ни на помолвке, ни на свадьбе своей дочери.

Я все понимал вначале, все выносил терпеливо, но после пяти лет примерной семейной жизни я вправе ожидать другого отношения к нам обоим. Ужели ты думаешь, что жену, которую здесь все любят и уважают, у которой здесь положение, как дай Бог всем, что я ее оставлю одну, а сам буду участвовать в торжествах свадьбы? Не для того я ломал все и всем жертвовал, чтобы потом давать унижать и обижать ее напрасно. Если ее не будет на том месте, где ей полагается быть по морганатическому браку со мной, по браку, тобой признанному указами Сенату и министру двора, то и меня там не будет — это мое непоколебимое решение. Если б ты хотел мне сказать, почему она не может приехать в Россию, и причем тут выход замуж Марии? Если оттого, что она была разведенная, или, вернее, для меня развелась, то недавний брак Николаши[2007], тобой разрешенный и тобой благословленный, сразу и навсегда сломал все существующие в этом смысле преграды. Ведь в душе своей ты справедлив и добр и чувствуешь, что я прав. Иду далее.

Не одна эта причина лишит меня возможности благословить мою дочь Марию. Я не могу быть на свадьбе, пока существует эта позорящая меня опека. А быть официально в разряде штрафованных при чужих принцах, которые приедут на свадьбу моей дочери — эта мысль для меня ужасна и невыносима. О шведском принце что я могу сказать? Я его не знаю. Раз дети в опеке, отцу не приходится