первых четырех стрельцов производился князем Ф. Ю. Ромодановским, остальных допрашивал окольничий А. П. Протасьев.

993

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 64–69.

994

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 77–81.

995

Там же, л. 81.

996

Не работали застенки князя М. Г. Ромодановского, Т. Н. Стрешнева, князя П. И. Прозоровского.

997

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 128.

998

Вероятно, дьяки Стрелецкого приказа (?).

999

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 131–132.

1000

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 100–101.

1001

Фоpстен. Датские дипломаты при московском дворе / Журнал Министерства народного просвещения. 1904. Кн. 12. С. 301.

1002

Корб. Дневник. С. 121, 122.

1003

Там же. С. 122–123.

1004

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 7, ст. 51 — в том числе 9 малолетних головнинцев. Это та партия, которая рассылалась по монастырям 11 февраля (там же, карт. 2, ст. 3; карт. 7, ст. 26).

1005

Форстен. Датские дипломаты при московском дворе / Журнал Министерства народного просвещения. 1904. Кн. 12. С. 303–305.

1006

Posselt. Lefort, II, 518.

1007

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 7, ст. 66: «февраля в 3 д. х. казни Чюбарова 68 ч., из Новоспасского (монастыря) Чюбарова 76 ч., из Андроньева 6, всего (в подлиннике итог не поставлен)». Карт. 3, ст. 1, л. 133: «послано из Преображенского приказу стрельцов Афанасьева полку Чюбарова сто сорок четыре человека для казни». Карт. 2, ст. 13: «на Красную площадь и на Болото — 150 чел.». Эта цифра верно приведена у Корба в конце его описания дня 3 февраля и приведена со слов царя, сказавшего: «Из 150 только трое признали себя виновными». В начале описания он преувеличивает ее до 200 (Корб. Дневник. С. 122, 123).

1008

Желябужский. Записки. С. 136.

1009

А не трое, как говорит Корб (Дневник. С. 124). Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 133. Из них трое были казнены 9 февраля следующего 1700 г., пятеро были наказаны кнутом и отправлены в ссылку на каторгу и двое без всякого наказанья отправлены на житье один в Казань, другой в Нижний (карт. 7, ст. 18, л. 77 и 83). Одиннадцатый из этих стрельцов, Епишка Маслов, был 31 января 1700 г. на пытке (карт. 3, cт. 1, л. 222).

1010

Желябужский. Записки. С. 136–137. Какой-либо официальной записи о казнях 4 февраля не сохранилось.

1011

Корб. Дневник. С. 126.

1012

Бежавший Ивашка Пузан был пойман летом того же 1699 г. в Тамбове, где он скрывался у своего двоюродного брата, архиерейского подьячего Федора Григорьева, и 27 июня доставлен сначала в Стрелецкий, а оттуда в Преображенский приказ. В Москве в этих приказах он показал, что в Москву с другими беглыми стрельцами Головнина полка в марте месяце он приходил, а затем со своими однополчанами был отправлен к своему полку в Брянск. Вместе с полком он на стругах, везших хлебные запасы, поплыл в Тавань. Проплыв ниже Киева верст 20, он будто бы со струга упал в Днепр, выплыл на какой-то остров, где и переночевал. Наутро черкашенин-рыболов перевез его через Днепр на лодке на киевскую сторону, а струги с хлебными припасами уже уплыли вниз. Придя в Киев, он жил с неделю в разных местах, из Киева пошел в черкасские города и жил недели четыре, занимаясь работой. Из Чернигова пришел в Сосницы и жил у московского подрядчика Овчинной слободы, у Данилки Артемьева, у кирпичника, работал кирпичи. Здесь, в Сосницах, он услыхал о том, что на Москве стрельцы казнены смертью. «Убоявся», он из Сосниц пошел к двоюродному брату в Тамбов, куда и прибыл на Масленице 1699 г. У двоюродного брата он нашел свою семью, жену и детей, и жена сказала ему, что сродники их все казнены смертью, а семьи их с Москвы из полков высланы и дворы их отписаны на государя, и тех казненных стрельцов женам никому на Москве жить не велено; потому она и переехала на жительство в Тамбов. В Тамбове он, Пузан, жил с женой до тех пор, пока не был схвачен воеводой и отослан в Москву. На допросе в Преображенском приказе свои сношения с бутырскими солдатами он категорически отрицал. Но позже, на розыске 31 января 1700 г. с пытки он в них сознался и подтвердил то, что о нем говорили его товарищи на февральском розыске 1699 г. Он показывал также на этой пытке содержание письма царевны Софьи к стрельцам: «А писано-де в том письме на Луки Великие к пятидесятником и десятником: ныне-де вам худо, а впредь будет тож и хуже, чтоб они, стрельцы, шли к Москве для бунту и то-де письмо слышал и Ивашка Пузан. Да в том же письме написано: сходите к пятидесятником Чюбарова полку к Якушке Алексееву и Мишке Обросимову, к Савоске Плясунову и Илюшке Ермолину и поговорите. Ныне про государя не слышать, подите к Москве; чего вы стали?» По приговору бояр Ивашко Пузан был казнен с другими стрельцами Головнина полка 9 февраля 1700 г. (см. Го-суд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 188–194, 204–207; карт. 7, ст. 18, 40, 47). Архиерейский подьячий Федор Григорьев и жена Пузана были также взяты в Москву. По тому же боярскому приговору 6 февраля 1700 г. Федор Григорьев за прием беглого стрельца был бит кнутом и сослан на каторгу в вечную работу в Азов (там же, карт. 7, ст. 77, л. 6).

1013

Госуд. арх., разряд VI, № 12, карт. 3, ст. 1, л. 137–148. Эти беглецы головнинцы подвергались еще розыску через год, 31 января 1700 г., и были казнены 9 февраля того же года.