– А если я откажусь?!

– Тогда нам придется вас ликвидировать, – сказал он, не моргнув глазом. – Только какой смысл вам отказываться, Лика?! Мы даем вам редкий шанс загладить вину перед обществом и стать (извините опять-таки за пафос!) – достойным уважения человеком! Разве не все мы хотим этого в конечном итоге? Только настоящего уважения нельзя добиться, обслуживая разных мафиози, как бы ни были они сильны и популярны. Я уверен, что ваше благоразумие подскажет вам правильное решение и вы скоро органично вольетесь в нашу небольшую, но крепкую команду! У вас просто нет другого выбора.

– Вы полагаете, что можно рассчитывать на энтузиазм человека, которого насильственно лишили свободы?!

– Подождите, подождите! – усмехнулся Лаевский. – Разве, находясь под началом Артема Стилета, вы были свободны?! Разве вы могли распоряжаться собой?! С того момента, как он заинтересовался вашей кандидатурой, вы стали его пленницей, неважно – осознавали вы это или нет. Откажись вы выполнять его приказы – и были бы мертвы! Или полагаете, его сестра защитила бы вас?! Разница в вашем положении тогда и сейчас заключается в том, что, работая на Стилета, вы служили беззаконию, как вы сами знаете, этот человек виновен во многих преступлениях! Теперь же вы станете на сторону закона!

– Вы ждете ответа прямо сейчас?!

– Ответ мне уже известен! Вы ведь умная девушка и не захотите преждевременно покинуть этот мир.

Вас ждут психологические тесты, потом курс подготовки. Я не сомневаюсь – вы многое умеете, доказательств этому достаточно! Но вы не работали в команде, не считать ведь таковой людей вроде этого… Молотка!

– Кувалды! – поправила я, с печалью вспомнив погибшего телохранителя Стилета.

– Да! Так что вам еще многому предстоит научиться! Ну а теперь позвольте проводить вас в вашу комнату, надеюсь, вы поймете наши меры предосторожности – в период адаптации вам придется ночевать в изоляции…

Адаптации, изоляции – как музыкально все это звучит и почти в рифму, а суть-то проста – пока не станешь плясать под нашу дудку, сиди за решеткой, в темнице сырой.

– Опять в камеру! – кивнула я головой.

– Ну я не стал бы называть так – мы постарались обеспечить вам максимальный комфорт!

Это было полуподвальное помещение. Одно окошечко под потолком, закрытое толстой решеткой и продублированное снаружи еще одной, не уступавшей ей по прочности. Напильником не перепилишь, да и нет у меня напильника. И никто не передаст в буханке хлеба, как пламенной революционерке, – нет у меня больше друзей, одни мертвы, другие предали. И Анжелика Королева снова пребывает в заключении, причем одиночном. Не думаю, что господин Лаевский намерен меня долго здесь мариновать, очевидно, не для этого забрал он меня у Стилета. Забрал на правах сильного. Что ж, он и вправду силен, ну а мы хитрее. Не знаю как, но я вас обставлю, Валентин Федорович. Клянусь, что обставлю!

Как вы там сказали?! Загладить вину перед обществом? Нет, господин Лаевский, даже если и есть в ваших словах толика правды, отпускать мне грехи у вас нет права!

Однако пока что все это были только слова. Гордые и злые, но произносимые даже не шепотом, а мысленно, про себя. Вслух мы будем петь совсем по-другому, потому что не хотим, чтобы нас закопали в этих лесах. Так и представляю себе: Анжелика Королева в белой рубашке стоит у расстрельной стенки, выщербленной и окровавленной. Ей дают последнее слово, и она произносит пламенную речь, смущающую сердца врагов. Палачи теряются, пули летят мимо… Нет, нет, нет! Мы пойдем другим путем!

Обстановку действительно вполне можно было назвать комфортабельной – здесь стояла кровать, небольшой диванчик, телевизор и книжные полки. На большее в моем положении вряд ли можно рассчитывать. В углу на столике стоял телефонный аппарат.

– Внутренний! – пояснил Лаевский. – В случае необходимости вы в любой момент сможете связаться со мной или с кем-нибудь из охраны.

Дверь без щеколды вела в ванную комнату с душем и туалетом.

– Здорово! – усмехнулась я, заглянув туда. – Наверное, даже в камерах у американских мафиози условия не столь шикарны!

– Не знаю, не бывал! – признался Лаевский. – Но надеюсь, что ваше краткое заключение не покажется вам тягостным. К тому же освобождение зависит исключительно от вашей доброй воли!

Почему-то сразу всплыли перед глазами плакаты советских времен: «На свободу с чистой совестью». Впрочем, привередничать не приходилось – пока я полностью во власти этих людей и надо радоваться тому, что есть.

– Я с вами прощаюсь, – сказал Лаевский, – но ненадолго. Надеюсь, вы все хорошенько обдумаете и примете единственно правильное решение…

– У меня только один вопрос! – сказала я, прежде чем дверь закрылась.

– Да?!

– Почему вы не убрали Стилета – если он так вредит интересам России?

– Всему свое время! – пообещал Лаевский. – Не всегда вопросы решаются с помощью оружия, и вы, уверен, это понимаете! Мы пользуемся не только силовыми методами, а люди вроде Стилета могут оказаться полезными, если иметь возможность ими управлять.

– А у вас есть такая возможность?!

– Ну вы же у нас! – он улыбнулся.

Я промолчала в ответ. Валентин Федорович коротко кивнул и закрыл дверь, оставив меня наедине с моими мыслями.

За окном прошумела машина – кто-то приехал. Контора жила своей жизнью, в которую Анжелике Королевой, похоже, в самом деле предстояло скоро «органично влиться». Лаевский, безусловно, знал, о чем говорил, – никто мне не поможет, на Стилета и Галину рассчитывать нечего, а больше у меня не было влиятельных друзей. Значит, придется выкручиваться самой.

Я измерила шагами свою новую камеру – двадцать в ширину, и тридцать в длину. Мебель привинчена к полу – перестановочку по своему вкусу сделать не удастся! Посмотрела, что за книги мне предлагаются. Курс молодого киллера, Уголовный кодекс РФ?! Нет, на полках стояли авантюрные романы Иоанны Хмелевской… Надо же, эти ребята даже знают, что я читаю! Впрочем, ничего удивительного. Менты обыскивали мою квартиру сразу после убийства полковника Лагутина, и результаты этого обыска вполне могли быть известны Лаевскому. После этого я уже не удивилась, обнаружив в ванной комнате набор любимой косметики. Здесь также были прокладки – они все предусмотрели. Мне пришло в голову, что я, возможно, далеко не первый человек, побывавший в этих застенках. Не похоже, что это помещение спешно оборудовали к моему приезду. Я даже осмотрела стены в тщетной надежде найти какую-нибудь пометку или запись вроде тех, что оставляют на стенах в тюрьме. Перед смертной казнью.

Впрочем, почему перед казнью?! Вполне вероятно, что мои предшественники оказались не столь строптивы и на самом деле вступили в команду Лаевского. Это и объясняет его оптимизм по поводу Анжелики Королевой. Только плохо он ее знает. Однако оснований хорохориться пока не было. Как ни крути, самая комфортная камера на свете все равно остается камерой. И я снова в заключении. На этот раз в одиночном. Пришла к тому, с чего начинала. Кажется, жизнь моя идет по кругу, а это тревожный признак. Значит, что-то не так. С другой стороны, чего ты ждала, обратилась я к самой себе. За все нужно платить; думала, что за Стилетом и его сестрицей как за каменной стеной, а стена-то оказалась бумажной, и стоило расслабиться, как через эту бумажную стену прорвалась чья-то беспощадная рука – прямо как в фильмах ужасов – и схватила беспечную Анжелику за горло.