книгу, напечатанную в его собственной типографии. Надпись на книге гласила, что 14 августа 1602 г. «эту книгу дал нам Григорию с братьею с Варлаамом и Мисаилом… пресветлый князь Острож-ский». Неизвестная рука приписала под словом «Григорию» пояснение — «царевичу Московскому».

В Речи Посполитой самозванца признали далеко не сразу. Монахи Киево-Печерского монастыря выгнали его взашей, едва он заикнулся о своем царственном происхождении. Также поступил и православный магнат Острожский. Неудачи могли доконать кого угодно, но только не Отрепьева. В конце концов он нашел поддержку у князя Адама Вишневецкого, у погрязшего в долгах вельможи Юрия Мнишека и у короля Сигизмунда III.

После поражения в Ливонской войне Русское государство искало мира с соседями, Речь Посполитая нуждалась в мире не меньше России. В 1600 г. они заключили двадцатилетнее перемирие. Договор создал благоприятные условия для сближения русского и польского народов. Сторонником мирных отношений с Россией был знаменитый гетман Ян Замойский, пользовавшийся в стране огромным авторитетом. Однако Сигизмунд III и его окружение решили использовать самозванца для осуществления планов завоевания земель на востоке. Король заключил с самозванцем тайный договор. В качестве платы за поддержку Лжедмитрий обязался отдать Сигизмунду Чернигово-Северскую землю. Семье Мнишеков он пообещал Новгород и Псков. Чтобы заручиться поддержкой Рима, самозванец тайно перешел в католическую веру.

Король готов был очертя голову ринуться в военную авантюру. Он предложил Замойскому возглавить поход коронной армии на восток, но тот ответил категорическим отказом. Воинственные замыслы не встретили поддержки в польском обществе, и коронная армия не участвовала в авантюре Лжедмитрия I.

Воспользовавшись помощью Сигизмунда III, Юрия Мнишека и других магнатов, самозванец навербовал до 2 тыс. наемников. Весть о «спасшемся царевиче» быстро достигла казачьих станиц. С Дона к нему двинулись отряды казаков.

В России наемное войско Лжедмитрия распалось после первых же неудач. Лишь поддержка вольных казаков да восставшего населения Северщины спасла Отрепьева от полного поражения.

Правительство жестоко наказывало тех, кто помогал самозванцу. Комарицкая волость, признавшая Лжедмитрия, подверглась разгрому. Но ни пролитая кровь, ни попытки укрепить армию верными Годунову воеводами не смогли предотвратить его падения. Судьба его решилась под стенами небольшой крепости Кромы, которую оборонял атаман Корела с отрядом донских казаков. Царские войска не могли взять Кромы в течение двух месяцев. После внезапной кончины Бориса в лагере под Кромами вспыхнул мятеж. Царские полки перешли на сторону мятежников.

Наследник Бориса, царь Федор Годунов не смог удержать власть. 1 июня 1605 г. в Москве произошло восстание. Народ разгромил дворец, царь Федор был взят под стражу. Под давлением восставших Боярская дума принуждена была выразить покорность самозванцу и открыла перед ним ворота Кремля. Лжедмитрий велел тайно умертвить Федора Годунова и его мать и лишь после этого явился в столицу.

Григорий Отрепьев, выдавший себя за сына Грозного, пришел к власти на гребне народного движения. Но он не стал народным вождем. Боярская дума согласилась короновать «Дмитрия» на царство, добившись от него согласия на возврат к традиционным методам управления страной. Пока атаман Корела с вольными казаками и иноземные наемники несли караулы в Кремле и охраняли царскую особу, бояре не чувствовали себя в безопасности. Под давлением Боярской думы Отрепьев объявил о роспуске повстанческих войск, во главе которых он вошел в столицу. Щедро вознаградив казаков и наемников, Лжедмитрий I распустил их по домам. Исключение было сделано лишь для Корелы. Царь не решился расстаться с верным атаманом и сделал его своим придворным. Но если в повстанческом лагере, среди восставшего народа Корела был на месте, то в толпе царедворцев выглядел белой вороной. Атаман невысоко ценил выпавшие на его долю почести. Среди черни в московских кабаках он находил больше друзей, чем в кремлевских чертогах. Без счета тратил он полученное из казны золото и в конце концов спился. Соратник Корелы донской атаман Постник Лунев удалился на покой в Соловецкий монастырь. Вольные атаманы сделали свое дело и теперь должны были покинуть сцену…

С роспуском казачьих отрядов вооруженные силы, возникшие в ходе массовых антиправительственных восстаний на юго-западных и южных окраинах Русского государства, прекратили свое существование.

Отрепьев не решился внести какие бы то ни было перемены в сложный и громоздкий механизм управления государством. По-прежнему высшим органом в государстве оставалась Боярская дума. В ее составе заседали как старые бояре царя Федора Ивановича и царя Бориса, так и «новодельные господа», получившие чины от самозванца.

Опасаясь происков князей Шуйских, фактически руководивших Боярской думой, Лжедмитрий устроил судилище над ними. Боярин Василий Шуйский был приговорен к смертной казни и помилован лишь в последний момент. Вместе с братьями его отправили в ссылку, но пробыл он там недолго.

Назвавшись сыном Грозного, Отрепьев невольно воскресил тень опричнины. Ближние люди царя принадлежали в основном к хорошо известным опричным фамилиям (Басманов, Нагие, Хворостинин, Молчанов и др.). Но время опричных кровопролитий миновало, и Отрепьев достаточно четко улавливал настроения народа, уставшего от гражданской войны. В Москве много говорили, что Шуйский был обязан помилованием ходатайству польских советников Бучинских и вдовствующей царицы Марфы Нагой. На самом деле Марфа вернулась в Москву через много дней после отмены казни. Что касается польских советников, то они как люди просвещенные не одобряли кровопролития. Но одновременно они выступали за твердую политику в отношении боярства.

Курс на общее примирение подвергся подлинному испытанию через несколько месяцев после коронации, когда Боярская дума, вдова-царица и духовенство обратились к самодержцу с ходатайством о прощении Шуйских. Обращение вызвало бурные дебаты в «верхних комнатах», где царь совещался обычно с ближними советниками. На этот раз не только бывшие опричники, но и польские секретари возражали против новых послаблений в пользу бояр. В собственноручном письме Лжедмитрию Ян Бучинский напомнил: «Коли яз бил челом вашей милости о Шуйских, чтоб их не выпущал и не высвобождал, потому как их выпустить, и от них будет страх… и вы мне то отказали». Но мнение личных советников, не занимавших никаких ключевых постов в государстве, уже мало что значило. Главной чертой Отрепьева как политического деятеля была его удивительная приспособляемость. Царствовать в Москве ему довелось недолго, и все его силы и способности были направлены на то, чтобы усидеть на троне. Самозванец интуитивно понял, что не удержит корону на голове, если будет следовать тираническим методам управления мнимого отца. Этой мыслью Отрепьев не раз делился с придворными. «Два способа у меня к удержанию царства, — говорил он, — один способ быть тираном, а другой — не жалеть кошту, всех жаловать: лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить». Самозванец предпочел забыть о людях, посланных им на эшафот во время похода