в Тобольскую губ. Книжник столкнулся с совершенно далёкими от социализма анархистами-экспроприаторами, взгляды и действия которых разочаровали его во всей идеологии анархизма.

Об этом И. С. Книжник-Ветров написал в своей автобиографии 1934 г.[15] Год написания говорит сам за себя, если вспомнить тот сложный исторический период, предшествующий особо жёстким сталинским репрессиям, не обошедших стороной и героя нашего очерка[16]. А вот сочувствие к анархистским идеям и их носителям ещё долгое время оставалось в душе Ивана Сергеевича. Интересовался он и взглядами Л. Н. Толстого, его анархо-христианскими воззрениями. Но серьёзного увлечения, судя по воспоминаниям, так и не появилось. Ещё в эмиграции толстовцы в своём парижском журнале «Ere Nouvelle» («Новая эра») опубликовали доклад о русском анархизме, с которым Книжник-Ветров выступил в рабочем кружке. Этот доклад тогда же был перепечатан в итальянских и немецких анархистских журналах. А в Петербурге толстовцы “по недоразумению” (как высказался сам автор) выпустили в 1906 г. в своём издательстве «Обновление» брошюру И. Ветрова «Анархизм, его теория и практика», которая анализировала изученную автором литературу на эту тему, а также включала его впечатления от встреч с анархистами разного толка. На этом издании тогда, по словам В. Г. Черткова, настоял Пётр Прокофьевич Картушин, который сидел когда-то вместе с Книжником в киевской тюрьме[17].

Надо сказать, с анархистами и толстовцами Книжник активно знакомился и общался в эмиграции в Париже, когда около года посещал народный университет 14-го округа французской столицы и когда работал в группе анархистов-коммунистов П. А. Кропоткина. Кроме входящих в эту группу российскими эмигрантами М. И. Гольдсмит, В. И. Фёдоровым-Забрежневым, И. С. Гроссманом-Рощиным и др. Ветров познакомился тогда и с зарубежными анархистами: Ж. Гравом, А. Дюпуа, Д. Гильомом, М. Неттлау, а также с известными идеологами и сторонниками религиозного социализма, мистицизма, символизма Д. С. Мережковским, Д. В. Философовым, Н. М. Минским, К. Д. Бальмонтом, А. Белым и др. В эти и последующие годы И. С. Книжник явно находился в состоянии идейного поиска (более того – идейных метаний и разочарований[18]), стараясь утвердиться, найти своё место в разношёрстном, раздираемом противоречиями русском обществе начала XX в.

Вернувшись из ссылки в 1912 г. в Петербург, Книжник стал посещать заседания Религиозно-философского общества (РФО). С детства впитавший религиозные предрассудки своей семьи, он, по его собственному признанию, присоединил затем к ним «идеалистические философские и религиозные предубеждения, воспринятые на лекциях профессоров Г. И. Челпанова и князя Е. Н. Трубецкого в Киевском университете и от чтения философских сочинений Вл. Соловьева и Бергсона»[19]. Вместе с тем вряд ли можно считать глубокими временные увлечения Книжника обсуждаемыми в РФО религиозными теориями: в его статьях, заметках и записках этого периода можно заметить нотки скептицизма и разочарования, так же как и в отношении толстовства, и анархистского коммунизма. Так, побывав на собрании РФО 15 декабря 1912 г., он написал в газету «Речь» заметку под заголовком «Борьба за религию», в которой критически описал обстановку, сложившуюся в обществе: доклад И. Д. Холопова был длинён, изобиловал цитатами и публика, слушая его, изрядно скучала. Оживление вызвали прения, в которых выступили Е. П. Иванов и Д. С. Мережковский, обвинившие докладчика «в рационализировании того, что иррационально», но, по существу, ничего докладчику не возразили и даже «не постарались помочь публике понять его». Такая обстановка подвигла Книжника резко высказаться в отношении РФО: было проведено шесть заседаний, но «в пёстром чередовании докладов нет плана и связи. На каждом собрании вся деятельность общества начинается как бы с самого начала и ничем за вечер не кончается». В борьбе за религию, по мнению автора, РФО «только топчется на одном месте». Занятия в обществе «могли бы много выиграть в основательности и продуктивности своего влияния на русскую интеллигенцию», делает вывод автор, при «некоторой планомерности в чередовании докладов и при более внимательном отношении к каждому докладу в отдельности»[20].

В 1916 г. Книжника призвали на военную службу и зачислили нестроевым писарем околотка в 178-й запасной пехотный полк, дислоцирующийся в Старой Руссе. К 1917 г. Иван Сергеевич всё сильнее и сильнее стал симпатизировать большевикам, активно пропагандируя социализм среди солдат. После Февральской революции от полкового комитета его посылают делегатом в Петроградский совет и уже Октябрьский переворот он принимает с большим энтузиазмом и почти с первых дней начинает сотрудничать в газетах «Известия» и «Правда», публикуя статьи с поддержкой новой власти в её планах кардинальных преобразований российского общества. Как пропагандист с большим стажем практической деятельности, Книжник активно включается в распространение и воспитание коммунистического мировоззрения среди народных масс. В послужном списке Ивана Сергеевича в первые послереволюционные годы – заведывание библиографическим отделом в «Красной газете» и отделом народного образования в Петроградском райсовете, работа в Петроградском пролеткульте, в котором возглавлял литературно-научный отдел; был он также членом редакции журнала «Грядущее», организовывал студию пролетарских писателей[21]. Одновременно читал курс политграмоты и курс «Основы коммунизма и Советской конституции» в школе красных командиров, в студиях Пролеткульта, в рабочих клубах, а с осени 1922 г. преподавал историю рабочего движения в Военно-хозяйственной академии, затем – в Петроградском государственном университете и в комвузе имени И. В. Сталина. Короткое время в 1925-м был директором Института книговедения, а по общественной линии активно работал в Петроградском научном обществе марксистов на должности председателя ревизионной и библиотечной комиссий. И, вместе с тем, писал и публиковал свои статьи в различных газетах и журналах: «Книга и революция», «Юный пролетарий», Красная газета», «Красная летопись» и др. Несколько раз Книжник, изживая в себе «мелкобуржуазную стихию философского идеализма и мистицизма»[22], подавал заявление в большевистскую партию, но всякий раз ему отказывали, мотивируя прошлым увлечением анархизмом. Но, как говорил сам Иван Сергеевич, он считал себя «непартийным» большевиком. Вместе с тем его дочь Любовь (1919 г. рождения) состояла в ВКП(б).

В 1925 г. Книжник-Ветров, по его словам, «вплотную приступил к научной творческой работе», собирая разнообразные сведения о деятелях I Интернационала и Парижской коммуны в архивах и иностранной прессе. Этой теме посвятил остальные 40 лет своей жизни. Он публиковал статьи и новые материалы о П. Л. Лаврове, Е. Л. Дмитриевой, Луизе Мишель, о супругах Жакларах, о Е. Г. Бартеневой и др. Дополненная ещё в 1958 г. этими материалами вышеупомянутая защищённая кандидатская диссертация вышла только после вмешательства директора Института истории АН СССР В. М. Хвостова в 1964 г. в виде монографии «Русские деятельницы Первого Интернационала и Парижской коммуны. Е. Л. Дмитриева, А. В. Жаклар, Е. Г. Бартенева». Интересный факт: после выхода этой книги проживающая в Москве внучка Бартеневой, передала автору некоторые личные архивы, среди которых были воспоминания её бабушки о М.