– Так поговори со Шварцем, или я за себя не ручаюсь! – перехватила сумочку за ручки Лиза.

Секьюрити торопливо поднял указательный палец к уху и пробубнил себе под нос:

– Седьмой к Шварцу! Седьмой к Шварцу!.. Шварц, тут Лиза говорит, что ты это… ну в смысле послал ее в аптеку! Выпускать ее или что?..

– Есть кромка! Вижу горизонт! – доложил припавший в окулярам перископа старпом.

Фраза была не совсем уставной, но так на «Варшавянке» было принято. По центральному посту ПЛ пронесся невольный вздох облегчения. Потому что, как ни крути, а каждое погружение для подводника – это маленькая смерть. Уж слишком много опасностей таит в себе глубина – на порядок больше, чем даже открытый космос.

Один Капралов не отреагировал на фразу старпома. Он слушал лодку. Неподводнику этого не понять, но командир субмарины, в силу отсутствия визуальной информации, с годами начинает чувствовать свою лодку так, словно принимает сигналы сенсоров, установленных на ее мягком корпусе.

Капралов будто кожей ощутил выход лодки из воды и тут же скомандовал:

– Закончить продувку цистерн! Стоп, машина!

«Варшавянка», проплыв по инерции еще немного, остановилась. Шум в трубопроводных магистралях затих. В наступившей тишине Капралов шагнул к перископу. Припав к влажному после старпома резиновому кожуху окуляров, Капралов быстро оглядел горизонт.

Уже стемнело, и в море не было видно ни единого огонька. В стороне берега на фоне неба возвышался характерный силуэт мыса Скалистый. Несмотря на темноту, Капралов наметанным глазом определил расстояние до него в пять миль плюс-минус пару кабельтовых.

Все было как доктор прописал. То есть не доктор, конечно, а начштаба дивизиона в карте, снабженной грифом «Совершенно секретно». Капралов посмотрел на часы. Выход и всплытие в районе ожидания они произвели даже раньше графика – благодаря попутным течениям.

– Убрать перископ! Рубочные люки отдраить! – приказал Капралов.

Выйдя на крыльцо дворца культуры, Лиза торопливо процокала каблучками по ступенькам и свернула влево. Дойдя по тротуару до щитов с афишами, она остановилась и вытащила из сумочки сигареты. С красочного плаката на Лизу с одухотворенной улыбкой смотрел Моня. В духе времени бывший крымский бандит именовался на плакате «Резидентом Небесного Посольства Истинной Веры».

Впрочем, на Моню Лиза успела насмотреться во всех видах – до тошноты. И остановилась она вовсе не затем, чтобы еще раз полюбоваться физиономией дорогого работодателя, а из чисто конспиративных соображений. После контузии Шварц страдал приступами маниакальной подозрительности. Как-то по возвращении из Одессы Лиза даже обнаружила в своем туалете веб-камеру. Получивший за нее в глаз Шварц на последовавшей в кабинете Мони «правилке» обвинения в вуайеризме гневно отверг, заявив, что это была «чисто превентивная проверка».

Остановившись за щитами с афишами, Лиза изобразила долгий поиск сигарет и прикуривание. А заодно убедилась, что «хвоста» нет. Жадно затянувшись, Лиза сунула зажигалку в сумочку и быстро зацокала на каблучках дальше. Она, можно сказать, летела на крыльях любви.

Недавно у Лизы появился тайный воздыхатель. И ее жизнь приобрела совсем иной смысл. Тайный воздыхатель каким-то образом раздобыл номер мобильного Лизы. И буквально покорил ее признаниями в любви. В эсэмэсках он умолял ее бросить постылого Моню и убежать вдвоем в Париж, где у воздыхателя была квартирка на какой-то площади Пигаль. Он также умолял Лизу после побега, в перерывах между прогулками по Монмартру и Елисейским Полям, взять на себя хлопоты по обустройству небольшого имения какого-то виконта, недавно купленного воздыхателем на долговом аукционе.

Лиза сразу поняла, что это и есть настоящая любовь, которой она так долго ждала. Именно та, о которой пишет в своих книгах Устинова и о которой с детства мечтает любая женщина. Ни разу не увидев своего воздыхателя, Лиза готова была отдать ему свое сердце. Без остатка. Ее любовь созрела так, что она согласилась бы принять поклонника в любом виде – даже в инвалидной коляске…

Вытащив на ходу мобильный, Лиза набрала заветный номер и выдохнула:

– Я готовая! Еле-еле вырвалась!

– Я безмерно счастлив, радость моя! Куда подъезжать?

– Во двор напротив океанариума!

– Лечу, звездочка моя!

– Только не называй меня звездочкой, ладно? – невольно скривилась Лиза.

– Почему?.. – удивленно спросил воздыхатель.

– Да это… в общем, у моей бабки корову так звали! – призналась Лиза.

– Миллион извинений! Прости, дорогая! Я искуплю свою досадную оплошность! В Париже! Платинового кольца будет достаточно? С бриллиантом?

– Да ладно, ты ж не знал! – смилостивилась Лиза. – Так что можно без брюлика, котенок!

– У тебя золотая душа, милая! За тобой точно не следят?

– Да нет вроде, – быстро оглянулась через плечо Лиза.

– Ну тогда все! Во дворе напротив океанариума! Целую везде!

– Рубочные люки отдраены! – донеслось сверху.

– Открыть верхний люк! – приказал Капралов, шагнув к трапу.

Наверху вахтенный матрос центрального поста откинул тяжеленную крышку люка, на пилотку Капралова плюхнулось пара капель, одна угодила за шиворот, но командир лодки не обратил на это никакого внимания.

Он быстро вскарабкался по трапу наверх и вынырнул в ходовой рубке. Пока матрос, открыв коробку спикера, прилаживал к гнезду штекер микрофона, Капралов огляделся по сторонам. Сперва невооруженным глазом. А потом тщательно обшарил поверхность моря на триста шестьдесят градусов вокруг уже с биноклем.

Это, конечно, была формальность. Перед всплытием Капралов получил доклад акустика о том, что посторонние шумы в районе отсутствуют. Да и не могли они присутствовать в закрытом районе, который издавна использовался Черноморским флотом для маневров и тренировочных стрельб. По тому же Скалистому традиционно выпускали отслужившее свое боевые торпеды, как говорится, два удовольствия в одном – и дешевая утилизация, и боевая тренировка.

А взрыв боевой торпеды удовольствие не для слабонервных. Если случайно окажешься на расстоянии менее трех миль, можно заикой на всю жизнь остаться. Легко. И никакой логопед уже не поможет. Ну а если повезет, то просто мелко-мелко трясти головой день-два будешь. Так что в район Скалистого отродясь не совались ни профессиональные браконьеры, ни любители-спелеологи с дайвингистами. Да и сунуться сюда было непросто – по суше побережье на несколько миль было ограждено колючкой, поскольку здесь располагался один из полигонов ЧФ. Ну а с моря периметр патрулировали сторожевые корабли…

Поэтому осмотр района всплытия носил скорее формальный характер, однако выполнил его Капралов очень тщательно. Потому как именно из-за несоблюдения формальностей и гибнут, как правило, подводники. И за примерами, увы, далеко ходить не приходилось. Те же члены экипажа «Курска», выжившие после страшного взрыва, должны были спокойно всплыть на поверхность на специальной спасательной капсуле. И погибли они только потому, что на подводном ракетном крейсере не проводилось предусмотренное еженедельным графиком проворачивание механизмов, вследствие чего капсула просто приросла к корпусу «Курска».