— Хорошо бы поскорее, — попросил Чарлз. — Постараюсь… — Она открыла сумочку и вытащила маленькую записную книжку и ручку. — Как мне с тобой связаться? Да, я забыла, как тебя зовут.

— Чарлз Б. Фрек. Он продиктовал ей номер телефона — не своего, разумеется, а одного друга из добропорядочных, который передавал ему подобные послания. С каким трудом она пишет, отметил он. Еле царапает. Но хорошенькая. Едва умеет читать или писать? Плевать! Что важно у цыпочки, так это грудь.

— А ты вроде парень ничего, — сказала Донна. — Будешь потом брать еще? — Спрашиваешь, — ответил Чарлз Фрек. Счастье, подумал он, это знать, что у тебя есть травка.

Людские толпы, солнечный свет и вся дневная суета скользили мимо него, не касаясь, — он был счастлив.

Только посмотрите, на что он случайно нарвался — совершенно неожиданно новый источник препарата С. Чего еще просить у жизни?.. Его сердце возликовало, и он ощутил на мгновение врывающийся в окна машины дурманящий аромат весны.

— Поедешь со мной к Джерри Фабину? Я отвожу ему шмотки в федеральную клинику 3; его забрали вчера ночью.

— Лучше мне с ним не встречаться, — сказала Донна. — Джерри думает, что именно я заразила его букашками.

— Тлей. — Тогда он не знал, что это тля… Все дело в рецепторных зонах его мозга — по крайней мере, я так думаю. И в правительственных бюллетенях так объясняют.

— Это лечится? — Нет. — В клинике обещали свидание. Они говорят, что он, пожалуй, мог бы… — Чарлз повел рукой. — Ну, не то чтобы… — Он снова сделал жест рукой; трудно было сказать такое о своем друге.

Донна бросила на него подозрительный взгляд. — Уж не поврежден ли у тебя речевой центр? В твоей… как там ее… затылочной доле.

— Нет, — ответил он энергично. — А вообще какие-нибудь повреждения? — Она постучала себя по голове. — Нет. Просто, понимаешь, я ненавижу эти чертовы клиники… — Смотри, впереди один из тех новых «порше» с двумя двигателями! — Она возбужденно указала пальцем. — Ух ты!

— Я знал парня, угнавшего такой «порше», — сказал Чарлз. — Вывел его на Риверсайд, разогнался до семидесяти пяти — и в лепешку. Не вписался в поворот. Думаю, он его и не заметил.

У него немедленно пошел глюк: он сам за рулем «порше», но поворот замечает, замечает вообще любые повороты.

И все на шоссе — Риверсайд в час пик, — безусловно, замечают его: такой стройный, широкоплечий, неотразимый парень в новеньком «порше», делающем двести миль в час, — и полицейские беспомощно разевают вслед рты.

— Ты дрожишь, — сказала Донна и опустила руку на его локоть. Успокаивающую, нежную руку. — Притормози.

— Я устал, — пожаловался Чарлз. — Две ночи и два дня я считал букашек. Считал и засовывал в банки. А когда мы готовы были сняться и отнести их доктору на анализ, там ничего не оказалось. Пустые банки, — Теперь он сам почувствовал свою дрожь, увидел, как тряслись руки на руле. — Ничего ни в одной. Никаких букашек, И тогда я понял, я понял, черт побери. До меня дошло, что Джерри испекся. Ошизел.

Воздух больше не пах весной. Мучительно потянуло принять дозу препарата С.

— Достопочтенная публика! — взвыл человек с микрофоном. — Сегодня нам представилась удивительная возможность послушать и расспросить тайного агента отдела по борьбе с наркоманией!

Он просиял, этот человек в дешевом костюме, широком желтом пластиковом галстуке и ботинках из искусственной кожи. Чересчур толстый, чересчур старый и чересчур радостный, хотя радоваться было нечему. Глядя на него, тайный агент чувствовал тошноту, — Вы, безусловно, обратили внимание, что наш гость как бы расплывается перед глазами. Это происходит потому, что он носит то, что называют "костюм-болтунья".

Публика, как две капли воды отражавшая все черты ведущего, сосредоточенно обозревала агента в костюме-болтунья.

— Этот человек, которого мы будем называть Фред, ибо таково его кодовое имя, под которым он сообщает собранную информацию, находясь в костюме-болтунья, не может быть опознан по внешнему виду или голосу. Он похож на расплывчатое пятно и ни на что больше, не правда ли, друзья?

Ведущий изобразил лучезарную улыбку. Слушатели, разделяя его чувство юмора, тоже улыбнулись.

Костюм-болтунья был изобретением некоего сотрудника "Лабораторий Белла" по фамилии С. А. Пауэрс. Экспериментируя с возбуждающими веществами, действующими на нервные клетки, как-то ночью он сделал себе инъекцию препарата IV и испытал катастрофическое падение мозговой активности. После чего его субъективному взору на стене спальни предстали пылающие образы, которые, как он со временем стал полагать, являлись калейдоскопическим монтажом произведений абстрактной живописи.

На протяжении шести часов С. А. Пауэрс зачарованно наблюдал тысячи картин Пикассо, сменяющих друг друга с фантастической скоростью. Затем он просмотрел работы Пауля Клее, причем больше, чем художник написал за всю свою жизнь. Когда наступила очередь шедевров Модильяни, С. А. Пауэрс пришел к выводу (а в конце концов все явления нуждаются в разъясняющей теории), что его гипнотизируют розенкрейцеры. Но потом, когда его стали изводить Кандинским, он решил, что с ним пытаются вступить в телепатический контакт русские.

Утром Пауэрс выяснил, что резкое падение мозговой активности нередко сопровождается подобными явлениями. Но идея костюма-болтунья уже родилась. В основном костюм состоял из многогранных кварцевых линз, соединенных с микрокомпьютером, который содержал в памяти полтора миллиона физиономических характеристик. Каждую наносекунду компьютер передавал на сверхтонкую мембрану, окружавшую носителя костюма, всевозможные оттенки цвета глаз, волос, формы носа, расположения зубов, конфигурации лицевых костей и т. д. Таким образом, попытки описать носителя — или носительницу — костюма были совершенно бессмысленны и заранее обречены на провал. Нет нужды говорить, что С. А, Пауэрс ввел в банк памяти и свои собственные данные, и, захороненный в головоломном сплетении характеристик, лик изобретателя всплывал на одну наносекунду в каждом костюме… в среднем, как он подсчитал, раз в пятьдесят лет. Это была его заявка на бессмертие.

— Давайте же послушаем расплывчатое пятно! — громко подытожил ведущий, и публика захлопала.

Фред, он же Роберт Арктор в костюме-болтунья, простонал и подумал: "Это ужасно".

Раз в месяц каждый агент по борьбе с наркоманией должен был выступать на подобном сборище. Сегодня была его очередь. Глядя на публику, он с новой силой осознал, насколько отвратительны ему добропорядочные. Они в восторге. Их развлекают.

— Но, выполняя свое задание, — добавил ведущий, отодвигаясь от микрофона, чтобы дать место Фреду, — он, разумеется, не носит этот костюм. Он одевается, совсем как вы и я, или в так называемую одежду хиппи, среди которых вынужден вращаться согласно велению долга.