– А куда они уехали?

– В Лондон. На бал.

– Мамочка была похожа на принцессу, правда?

Анни улыбнулась:

– У нее очень красивое платье. Ну вот. – Она направилась к мусорной корзине, но по пути остановилась, подняла что-то с пола. – Осколки повсюду. Если будешь вставать, надевай тапочки. Я принесу совок и щетку.

Сэм услышала, как звякнуло стекло, падающее в корзину, а потом раздался резкий звонок в дверь. Малышка от неожиданности подпрыгнула в постели.

– Наверное, это твои родители вернулись. Должно быть, забыли ключи.

Сэм прислушалась: Анни спустилась по лестнице, потом открылась входная дверь. Она ждала услышать голоса родителей, но внизу царила странная тишина. Девочка подумала, что фильм по телевизору, наверное, уже закончился. Потом раздался щелчок дверного замка – и снова тишина. Наконец послышался тихий гул мужского голоса, – нет, это не папа. Затем зазвучал и другой мужской голос, тоже незнакомый. Удивленная и заинтригованная, Сэм выскользнула из кровати, подошла на цыпочках к двери и, прячась, выглянула с площадки вниз.

Анни разговаривала с двумя полицейскими – они стояли смущенно, держа фуражки в руках.

«Что-то случилось, – поняла Сэм. – Что-то очень плохое».

Она напрягла слух, но кто-то словно бы выключил звук, и она могла только видеть, как люди внизу беззвучно разевают рот.

Потом Анни отвернулась от полицейских и медленно, мрачно стала подниматься по лестнице, а те остались стоять внизу, все так же держа головные уборы в руках.

Няня посадила Сэм на кровать, укутала ее в одеяло, словно в шаль. Промокнула платком лицо девочки, вытащила из волос еще несколько осколков, положила их на прикроватный столик и уставилась на воспитанницу большими печальными глазами. И тут Сэм заметила на щеке у Анни слезу. Она никогда еще не видела, чтобы взрослые плакали.

Няня взяла руки малышки в свои, чуть сжала их, потом посмотрела на нее в упор и сказала:

– Сэмми, твои мама и папа попали в аварию. Они больше не вернутся домой. Они теперь… на небесах.

* * *

На протяжении следующих двадцати пяти лет мужчина в балаклаве ни разу не снился Сэм. Постепенно он стал смутным воспоминанием, чем-то из ее детства, вроде давно забытых игрушек, ржавых качелей или укромных уголков, которые теперь были застроены домами с аккуратными газонами. Она думала, что этот человек исчез навсегда.

Однако, как выяснилось, он про нее не забыл.

Сэм набрала на клавиатуре компьютера ряд цифр, а потом устало откинулась на спинку стула и закрыла глаза; в голове у нее гудело и стучало, словно пылесос, работавший в коридоре за дверью. Она посмотрела на часы. Двадцать минут седьмого. Среда, 22 января. Господи, как время летит. Только вчера, казалось, праздновали Рождество.

Она развернулась в кресле и посмотрела сквозь свое отражение в окне на тонкие струйки дождя, которые безмолвно падали в темноту быстро пустеющих улиц Ковент-Гардена. Это был самый мокрый из всех дождей: такой, кажется, хлещет на тебя со всех сторон, проникает под одежду, под кожу и даже словно бы обдает тебя брызгами с тротуара.

Да еще эти вечные сквозняки: от окна немилосердно дуло. Сэм втянула голову в плечи, потом потерла ладони одну о другую. Отопление отключили, и в кабинете стоял холод. Она посмотрела на лежавший рядом с монитором эскиз – раскадровку рекламного ролика. Первый кадр изображал морской берег с пальмами. На следующем из моря выбегали мужчина и женщина – оба красивые, в дорогих купальниках, и даже над загаром их, похоже, поработал дизайнер. Третий кадр: женщина пробует шоколадку, которую держит в руках мужчина. И подпись: «Шоколад „Сам по себе“. Эту плитку хочется съесть в одиночестве… или разделить с очень близким другом».

Убранство кабинета было простым: белые стены и черная офисная мебель. Только в углу пряталось какое-то чахлое растение, решительно пресекавшее все попытки Сэм заставить его зазеленеть в полную силу. Уж она и поливала его, и разговаривала с ним, и музыку ему ставила, и листья молоком мыла (после чего оно страшно воняло несколько дней), и подвигала его поближе к окну, и, наоборот, отодвигала подальше, – все тщетно. Правда, растение не засыхало настолько, чтобы можно было с чистой совестью его выбросить, но в то же время и не приобретало надлежащего вида, чтобы стоило держать его в кабинете. Клер, коллега Сэм, с которой они делили кабинет, сказала однажды, что это, наверное, домашнее растение, а не офисное. У Клер были довольно странные представления о многих вещах.

Стены кабинета пестрели графиками и фотографиями, тут и там виднелись стикеры с напоминаниями, что нужно сделать. А столов здесь было только два: ее собственный, где царил относительный порядок, и стол Клер, который был просто стерильно чист, абсолютно идеален, что действовало на нервы. Перед уходом Клер неизменно приводила свое рабочее место в безупречный вид, причем делала это с самодовольным выражением лица, словно бы давая понять, что одному богу известно, вернется она сюда снова или нет.

Сэм услышала приближение пылесоса по коридору – стук, грохот, жужжание – и зажмурилась, пытаясь прогнать из головы боль, которую с трудом отличала от воя пылесоса. Дверь открылась, и вой усилился тысячекратно. Сэм подняла голову, собираясь поздороваться с Розой, но вместо уборщицы в кабинет вошел ее босс, Кен Шепперд. Лицо Сэм растянулось в улыбке.

– Привет. Извините, что не пришел раньше, но тут у меня было… – Кен помахал правой рукой в воздухе, потом описал ею круг, словно разматывая клубок.

– Ничего страшного, – сказала она. – Я просто хотела узнать кое-что насчет шоколада «Сам по себе». Уточнить, кому вы поручите съемки рекламного ролика.

– Сэм, а что это вы такая бледная? Не простудились?

– Голова побаливает. Наверное, от этого монитора. Думаю купить для него защитный экран.

– У меня есть аспирин.

– Спасибо, не беспокойтесь.

Он подошел к ней, неугомонный мужчина лет сорока пяти, одетый как студент; седеющие волосы вечно взъерошены (интересно, босс вообще ходит когда-нибудь к парикмахеру?); лицо приветливое, но помятое, как и его джинсовая рубашка; проницательные голубые глаза добродушно улыбаются. Кен остановился у стола Клер:

– Образцовый порядок, правда?

– Это камушек в мой огород? – усмехнулась Сэм.

– Как она вам?

Клер работала у них всего несколько недель. Ее предшественница Лара ушла без предупреждения. Просто как-то в понедельник не появилась на службе, а на следующий день прислала письмо, сообщавшее, что она, дескать, страдает от нервного перенапряжения и врач посоветовал ей сменить работу.

– У меня к ней претензий нет, – сказала Сэм. – Говорит она мало.

– Да, помнится, вы жаловались, что Лара слишком много болтает. А как Клер справляется со своими служебными обязанностями?