белом свете. Я не мог отвести с нее взгляд ни на секунду. Время будто остановилось, изменило свое направление, поглощало изнутри, не давало освободиться от этого чувства.

…

Мне казалось, что я не раз встречал эту девушку. Такое знакомое чувство, но столь мимолетное. Она внимательно прислушивалась к каждой сыгранной ноте, хоть и стояла далеко в толпе, это было заметно невооруженным глазом. Теперь казалось, что я играл лишь для нее. Эта игра не была для учителя, тетушки Нэнси, или даже моей дорогой Эби. Я не делал перерывы между игрой, пальцы скользили по нотам, словно нож по слегка подтаявшему маслу.

После игры, я направился к ней, узнать мнение на счет концерта.

— Как вам игра?

— Это было прекрасно, правда. Вы, наверное, не раз выслушивали восхищение со стороны, но все же подошли узнать мое мнение.

— Да, это правда. Но мне стало интересно знать, что вы думаете об этом.

— Как я понимаю, играете вы уже достаточно давно, у вас хороший учитель.

— Играю я практически с самого детства, мой учитель великий человек.

— Прошу прощения, мне пара идти. Было приятно побывать на вашем концерте.

— Спасибо что пришли, если вдруг удастся прийти снова, я буду вас ждать.

— Можно задать вам вопрос?

— Разумеется, задавайте.

— Вы сыграли для меня? — От неожиданности, я не знал что ответить, проскочила нелепая дрожь по моему телу, и сковала меня на считанные секунды. Я не стал отвечать на нее вопрос, скорее был не уверен в ответе.

— Спасибо. С улыбкой ответила она и покинула Грейт-Бедвин.

После нашего расхода, я не раз вспоминал о ней. Не видел ее на следующем выступлении, она будто бы исчезла, пропала как воспоминание. Осталась лишь небольшая надежда увидеть ее снова на моем небольшом концерте.

5 Января 1912 год.

Зимой Уилтшер бесподобен. Заснеженные улицы, мягко лежащий снег на кромках деревьев, запах растопленного камина. На каждом доме развешаны рождественские венки из шишек, веток, и ярко красных лент, что так и манят приютится возле камина с кружечкой горячего кофе, после тяжелого дня.

С той последней игры прошло довольно много времени, но я не прекращал вспоминать о тот самый день, когда я встретил ее. В газетах часто стали публиковать статьи про воровство и преднамеренные убийства, не хватало еще начало войны для полноты картины. Но все же, жизнь проходила довольно спокойно, лишь волнение со стороны пожилых людей настораживало общество.

Думал ли я о революции, или же восстании народа? Бывало, что такие мысли посещали меня. Я размышлял о настоящем и будущем, все ли правильно мы делаем? Не приведет ли это все к всемирной катастрофе? Я слышал, что Англия в союзе с Австрией, спасла Оттоманскую Порту, когда русские войска стояли уже на пороге Константинополя — в Адрианополе. Попытки СССР на тот момент договорится с Лондоном ни привели ни к чему. А сами предложения Петербурга о разделе Османской империи вызвали в Англии нашумевшую тревогу. Тройственный союз Германии на тот момент располагался большой значимостью, как и СССР, поэтому большинство старались не предавать огласке о той информации, которую слышат. Да и никто не хотел лишний раз рисковать, и выходить наражен против чьих-либо намерений.

10 Января 1912 год.

Сегодня Нэнси выглядела весьма растерянной, после обеда я решил узнать что с ней, и направился к ней в комнату.

— Тетушка Нэнси? Войдя в комнату я увидел, как она с пустотой таращилась в книгу, даже не читая ее. — С вами все хорошо?

— Томас, дорогой. Прости, я должна тебе кое о чем рассказать. Вчера твой учитель… У него случился инфаркт, я узнала это от его жены. — Я медленно проглотил застрявший ком в горле, но ничего не ответил.

— Завтра будут похороны.

— Я понял. Закрыв за собой дверь, меня пронзило ощущение одиночества. Хоть это было не так, но учитель был для меня дорогим человеком. Я знал, что он уже в возрасте, понимал, что такое должно было случится рано или поздно. Но не представлял, каковы будут мои действия, узнав о смерти близкого человека. Нэнси заменила нам с Эбигейл родную маму, а учителя я считал своим отцом и наставником, он часто учил меня жизни. Учил принимать правильные решения, как реагировать на свои чувства и ощущения. Мы проводили с ним много времени, по мимо игры на пианино, он обучил меня стрельбе из лука, читал разные истории, и открыл глаза на многие вещи. Я любил его как собственного отца.

7 марта 1912 год.

Долгожданная встреча.

После похорон прошло два месяца. В его честь я даю концерт в том же самом Грейт-Бедвин, где я уже хорошо расположился.

— Здравствуйте Элфорд! Меня зовут Сюзан, я из газеты «Уилтшерская правда», вы скорее всего слышали о ней.

— Здравствуйте, да, я о ней наслышан, ее еще называют «газетой пророка».

— Я хотела бы у вас взять интервью, ответите на пару вопросов?

— Постараюсь, мисс Сюзан. Дама из газеты задавала мне вопросы как по шаблону, в общем и целом я так же ей и отвечал. Она записывала что-то в свой зеленоватый блокнот, зачеркивала, потом снова записывала, делая пометки на разных страницах. Казалось, что она меня не слушает, а пишет что-то от себя.

Коснувшись клавиш фортепиано, пьеса-багатель Людвига вана Бетховена «К Элизе», обрела воспоминания о первой игре моего учителя. Именно эта пьеса была его любимой.

…

Все мы понимали, что война скоро начнется. Каждый отправится на фронт чтобы защитить свои родных и близких, честь своей страны и свой менталитет. Как нам говорили, жертвы во благо родины — это благородный поступок. Я не был сторонником этих слов. Для меня игра и музыцирование было мечтой всей моей жизни, я хотел играть и приносить радость окружению, стать знаменитым музыкантом и колесить по стране, знакомится с людьми, познавать их ценности. Но государство не дает выбор, лишь ставит определенные рамки.

Граммофон проигрывавший песню «WenndieSoldaten». Это первое, что я услышал. Где я? Какой сегодня день? Что случилось в миг до потери сознания? Я поднял веки.