Джой – миниатюрная, ухоженная, энергичная женщина с блестящими, совершенно белыми волосами длиной до плеч. Она никак не может вспомнить, сколько ей – шестьдесят восемь или шестьдесят девять, иногда даже допускает, что, может быть, шестьдесят семь. (Ей шестьдесят девять.) В данный момент на ней джинсы, черный кардиган поверх полосатой футболки и шерстяные носки. Предполагается, что она выглядит «круто для своего возраста». Молодняк в магазинах часто говорит ей так. Но Джой всегда хочется ответить им: «Вы понятия не имеете, сколько мне лет, милые идиоты, так откуда вам знать, круто ли я выгляжу для своего возраста?»

Ее муж, Стэн Делэйни, сидит в кресле-качалке в гостиной с пакетом льда на каждом колене и смотрит документальный фильм о самых больших мостах, приканчивая упаковку сладких крекеров с перцем чили, которые макает в баночку со сливочным кремом.

Их старая стаффордширская терьериха Штеффи, названная в честь Штеффи Граф, так как щенком она очень быстро бегала, устроилась на полу рядом с Джой и тайком жевала кусок газеты. За последний год Штеффи стала одержима поисками и уничтожением любой попадавшей в дом периодики; очевидно, это какое-то особое психологическое состояние у собак, вероятно вызванное стрессом, правда, никто не знал, что могло бы вызвать такой стресс у Штеффи.

По крайней мере, привычка старой псины жевать бумагу была более приемлемой, чем повадки Отиса, кота их соседки Каро, который начал таскать одежду из домов и уносить ее в глухой проулок, включая – о ужас! – нижнее белье, которое Каро стыдилась возвращать всем, за исключением Джой, разумеется.

Джой знала, что гигантские наушники делают ее похожей на инопланетянку, но ей было плевать. Долгие годы она молила своих детей вести себя потише и теперь не выносила тишины. Тишина завывала в ее так называемом опустевшем гнезде. Гнездо пустовало уже много лет, так что Джой могла бы привыкнуть, но в прошлом году они продали свой бизнес, и возникло ощущение, что на этом закончилось все, содрогнулось в последний раз и замерло навеки. В поисках шума Джой пристрастилась к подкастам. Часто она даже спать ложилась в наушниках, чтобы ее усыпила колыбельная неумолчного повелительного голоса.

Сама она мигренями не страдала, а вот ее младшая дочь была им подвержена, и Джой слушала Парня-с-Мигренью, собирая полезные советы, которые могла бы передать Бруки, а также в качестве своего рода покаяния. В последние годы она начала испытывать доводящее до тошноты сожаление о том, с каким нетерпеливым безразличием сперва отмахнулась от детских головных болей Бруки, как они это тогда называли.

«Сожаление могло бы стать основным мотивом моих мемуаров», – подумала Джой, пытаясь запихнуть терку для сыра в посудомойку рядом со сковородой. «Жизнь, полная сожалений» Джой Делэйни.

Вчера она посетила первое занятие курса «Итак, вы хотите написать мемуары» в местном вечернем колледже. Джой этого не хотела, она просто составляла Каро компанию. Каро овдовела, была очень робкой и не хотела ходить одна. Джой поможет ей завести знакомства (она уже присмотрела кое-кого подходящего), а потом бросит занятия. Преподаватель объяснил им, что мемуары начинают писать с выбора темы, а дальше дело только за тем, чтобы подобрать истории, которые поддержат эту тему.

– Может быть, вы возьметесь за такую: «Я рос не на той стороне дороги, но взгляните на меня теперь», – сказал он, и все дамы в сшитых на заказ брюках и серьгах с жемчугом важно закивали и записали в своих новехоньких тетрадях: «Не та сторона дороги».

– Ну, по крайней мере, тема твоих мемуаров очевидна, – сказала Каро Джой по дороге к дому.

– Правда? – удивилась Джой.

– Это теннис. Твоя тема – теннис.

– Это не тема, – возразила Джой. – Темой может быть «месть», или «успех вопреки всему», или…

– Ты можешь назвать их «Гейм, сет и матч. История семьи теннисистов».

– Но… мы ведь не звезды тенниса. Мы просто организовали теннисную школу и местный клуб тенниса. Мы не семья Уильямс. – Почему-то комментарии Каро раздражали Джой, даже огорчали.

Каро крайне изумилась:

– О чем ты говоришь?! Теннис – страсть вашей семьи. Следуй своей страсти! А я про себя думаю: «Вот если бы у меня была страсть, как у Джой».

Джой сменила тему.

Сейчас она подняла взгляд от нутра посудомоечной машины и вспомнила Троя, когда тот был мальчиком, как он стоял на этой самой кухне, держа в руке ракетку как оружие, с порозовевшим от злости лицом, глазами, полными обвинений и слез, которым он не давал пролиться, и кричал:

– Я ненавижу теннис!

– Ох, какое самопожертвование! – воскликнула Эми, ее роль как старшей из детей в семье состояла в том, чтобы комментировать каждую семейную ссору и использовать напыщенные слова, которых остальные дети не понимали, тогда как Бруки, все еще маленькая и обожаемая, бросилась в неизбежные слезы, а лицо Логана стало тупым до идиотизма.

– Ты не ненавидишь теннис, – произнесла Джой.

Это был приказ. Она имела в виду: ты не можешь ненавидеть теннис, Трой. Она говорила: «У меня нет ни времени, ни сил, чтобы позволить тебе ненавидеть теннис».

Джой встряхнула головой, желая прогнать воспоминание, и попыталась вернуть внимание к подкасту.

– «…Зигзагообразные линии, которые проплывают по вашему полю зрения, мерцающие точки или звездочки… Люди, у которых наблюдаются симптомы ауры мигрени, говорят, что…»

Трой на самом деле не ненавидел теннис. Некоторые из лучших семейных воспоминаний были связаны у них с кортом. Большинство. Самых счастливых воспоминаний. Но и некоторые из худших тоже, ну да ладно. Трой и сейчас играет. Если бы он действительно ненавидел теннис, то не брал бы в руки ракетку, ведь ему уже за тридцать.

Был ли теннис темой ее жизни?

Может, Каро права. Они со Стэном могли бы вообще не встретиться, если бы не теннис.

Больше полувека назад. Вечеринка по случаю дня рождения в маленьком, набитом людьми доме. Головы раскачивались в такт с песней «Popcorn» группы Hot Butter. Восемнадцатилетняя Джой обхватила пальцами толстую зеленую ножку винного бокала, наполненного до краев теплым мозельским.

– Где Джой? Тебе нужно познакомиться с Джой. Она только что выиграла большой турнир.

Эти слова разомкнули тесный полукруг людей, обступивших парня, который стоял, прислонившись спиной к стене. Он был гигант, чудовищно высокий и широкоплечий, с густыми длинными кудрявыми волосами, завязанными сзади в хвост, в одной руке – сигарета, в другой – банка пива. В семидесятые парни-спортсмены могли дымить как паровозы. У него были ямочки на щеках, но появились они, только когда он увидел Джой.

– Нам нужно как-нибудь постучать ракетками, – сказал гигант.

Она никогда еще не слышала такого низкого тягучего голоса, по крайней мере у парня своего возраста. Люди даже посмеивались и пытались передразнивать его. Шутили, мол, у Стэна голос как у Джонни Кэша. Он не подражал ему. Просто у него была такая манера речи. Говорил он мало, зато, что бы ни сказал, все звучало значительно.