Груша очнулась, бросила ложку и сказала:

– Тогда пусть и Валентинка встает картошку чистить. Старшие чистят, а она нет?

– Вставай, дочка, пора! – сказала мать.

Валентинка с сожалением вылезла из-под тулупа. Она умылась над кадкой и тоже подошла к чугуну.

Как чудно! Чужая женщина зовет ее дочкой. Значит, и Валентинка должна называть ее мамой?

Валентинка чистила горячую картошку, обжигала пальцы, а сама то и дело взглядывала на хозяйку. Худенькая женщина с гладкими светло-русыми волосами. На лбу у нее три морщинки. Сквозь рыжеватые ресницы весело поглядывают яркие синие глаза. Может быть, она добрая… Только совсем, совсем не похожа она на молодую черноволосую Валентинкину маму.

Дверь хлопнула. Кто-то вошел в избу. Валентинка оглянулась и чуть не уронила картошину. Лохматый старик, который пригрезился ей вчера, стоял у порога и снимал полушубок.

– Кто это? – прошептала она.

– Это наш дедушка, – ответила Таиска. – Отцов отец.

Какие густые белые у него кудри! И какие косматые брови, даже глаз не видно!

Вот таким стариком пугали Валентинку, когда она была совсем маленькая: «Если будешь плакать, придет старик с мешком и заберет тебя!» Теперь она будет жить у этого старика в доме и называть его дедушкой. А он, как видно, сердитый…

Мать поставила на стол блюдо картошки со шкварками.

Романок почувствовал вкусный запах и поднял вихрастую голову:

– Ишь какие! Сами едят, а меня не зовут!

– Спать-то и не евши можно, – ответил дед.

Но Романок уже соскочил с печки.

Валентинка не знала, куда ей садиться.

– Садись к окошку! – шепнула ей Таиска.

Валентинка села. Это было самое удобное место: и никто не толкает, и можно в проталинку заглядывать на улицу.

– Мамка! – вдруг закричала Груша. – Ну посмотри, она на мое место села!

– Ну и что ж! – ответила мать. – Пусть сидит.

– Нет, не пусть! Я всегда там сижу! Уходи оттуда, постарше тебя есть!

Валентинка молча встала. Но когда она хотела сесть на табуретку, которая стояла рядом, Романок закрыл ее руками:

– Не садись! Это я принес!

– Иди сюда, – сказала мать Валентинке, – садись рядом со мной. Да руки-то, не стесняйся, протягивай. Бояться тебе некого, ты теперь здесь не чужая.

Валентинка ждала, когда ей дадут тарелку. Но никаких тарелок не подали на стол, а все ели прямо из большой миски. Ложки у нее тоже не оказалось. Она сидела молча, положив руки на колени, и не знала, что делать.

– Ты что же не ешь? – спросила мать. – У нас зевать некогда, как раз без завтрака останешься.

Романок и Таиска переглядывались и потихоньку смеялись чему-то.

– Ты что же это, видно, картошку не любишь? – сказал дед. – Ну, да ведь у нас не город. Колбасу не продают.

Валентинка сидела опустив голову. Она думала, что это ей нарочно не дали ложку и теперь смеются. Может, ей встать и уйти из-за стола?

– Да у нее ложки нет! – догадалась Груша. – Куда же она ложку дела? Ведь я всем подала.

– Как так нету? – живо сказала Таиска. – Да вот она лежит.

И она отодвинула хлебную ковригу, за которой притаилась деревянная ложка.

– Это что еще? – закричала мать. – Что за фокусы?… Валентинка, возьми ложку да хлопни ее по лбу, чтоб ей в другой раз неповадно было!

И тут же сама хотела хлопнуть Таиску. Но девчонка живо юркнула под стол.

– Вот и сиди там! – сказала мать. – Мало тебе над Романком мудрить, так теперь к другой привязалась?… А ты, Валентинка, что сидишь, как курица? Видишь – ложки нет, кричи: «Дайте мне ложку!» Разве можно себя в обиду давать?

– А меня Таиска один раз на худой стул посадила, – сказал Романок, – я даже шлепнулся!

Таиске надоело сидеть под столом. Она вылезла с другой стороны, возле деда, здесь уж мать ее ни за что не достанет!

Сначала Таиска сидела хмурая, но скоро все забыла и опять повеселела. Когда налили чай, она придвинула Валентинке синюю мисочку и шепнула:

– Бери сахар!

Валентинка положила, как дома, две ложки. А Таиска уже снова сидела возле Романка, и снова оба давились от смеха.

Валентинка хлебнула чаю, сморщилась и поставила чашку обратно. Таиска и Романок так и прыснули.

– Что, обварилась? – спросил дед. – Ты не по-городскому пей, а по-нашему, по-деревенски – из блюдечка. Вот и не обваришься.

– Мамка, – крикнула Груша, – гляди-ка, да они ей вместо сахару соли дали!

Мать хотела схватить Таиску за косички, но та выскочила из-за стола и убежала в горницу.

Мать налила Валентинке свежего чаю:

– Пей, дочка!.. А ты, Таиска, запомни: уж доберусь я до тебя – не проси милости!

Груша ушла в школу. В сумку с книгами она засунула бутылку молока, кусок хлеба и сладкую пареную брюкву. До обеда далеко – проголодаешься.

Таиска позвала Валентинку в горницу и вытащила из-под кровати ящик. Там лежали ее куклы, все растрепанные, раздетые, с облупленными носами. Но у Валентинки, когда она увидела их, даже румянец проступил на щеках. Как давно уже не играла она в куклы! Таиска схватила одну куклу за ногу, показала:

– Это Верка!

Другую подняла за косу:

– Это Клашка!

Потом снова пошвыряла в ящик:

– Ну их! Пойду на улицу!

Таиска убежала гулять. Романок увязался за ней.

Мать села чинить белье: завтра суббота, надо всей семье баню устраивать, надо чистые рубашки приготовить. А Валентинка подсела к ящику. И тотчас куклы ожили и заговорили с ней.

– Где вы были? – спросила Валентинка. – Почему вы такие растрепанные? Почему вы голые?

– Это мы от немцев бежали, – отвечали куклы. – Мы все бежали, бежали – по снегу, через лес…

– Ну ладно, ладно! Не будем про это говорить… Сейчас надо сшить вам платья. Посидите немножко.

Валентинка подошла к матери:

– Пожалуйста…

И запнулась. Валентинка не знала, как назвать ее. Тетя Даша? Но ведь эта женщина ее в дочки взяла! Значит, мама?…

А мать глядела и ждала, как девочка назовет ее.