— Я оставила вас двоих в машине, Дэн. Я сказала вам двоим остаться. Почему она вышла? Куда она делась? Как давно она ушла? — мама засыпала вопросами и упреками.

Дэн смотрел на свою мать, которая стояла одной ногой на краю дороги, а другой почти касаясь первых стеблей пшеницы. Позади нее ряды растворялись и переливались, тени бешено двигались, пространства внутри пространств постоянно менялись. Теперь прошли года, он сотни раз отвечал на ее вопросы, и хотя ему хотелось сказать, ей нужно в туалет, идиотка, он ничего не сказал. Он просто смотрел на ее ноги, ожидая, что что-то произойдет. Над головой раздавался оглушительный крик встревоженных ворон.

Раньше под фонарным столбом был телефон, вспомнил он. Они с матерью и Тедом ждали там, пока не приехал дорожный патруль. Тед и его мать больше часа обыскивали пшеничное поле, прежде чем позвонили в полицию. По крайней мере, так ему всегда говорила мама. Дэнни оставался в машине с закрытыми дверями, боясь пошевелиться.

Он догадывался, что они усердно искали его сестру, он догадывался, что это правда. Но они явно плохо работали, потому что так и не нашли ее. Они также сказали офицеру, что в тот момент стояли всего в нескольких футах от машины и просто смотрели на звезды. Но сейчас, Дэн понимал, что это неправда. О чем еще они солгали в ту злополучную ночь?

Яркий-яркий свет создавал путаницу теней от пшеницы, машины Дэна и его матери. Его собственная тень тоже была частью этой смеси, но ему было трудно ее определить. Когда его мать ходила взад и вперед перед полем, ее тень, казалось, увеличивалась в несколько раз, два раза, три раза, больше. По мере усиления ветра пшеница расходилась полосами, как волосы, стебли извивались, словно в религиозном порыве, иногда наклонялись почти горизонтально, ветер грозил полностью вырвать растения и обнажить то, что лежало под ними. Тени разбегались, некоторые из них были изолированы и стояли сами по себе ближе к дороге. Дэн слышал хлопанье крыльев над собой, звук стихал, как будто вороны искали укрытия на земле.

— Она может быть все еще там, ты же знаешь это, — сказала его мать, бросив быстрый взгляд. — Я была так растеряна той ночью, сейчас я думаю, что мы не покрыли достаточную часть поля. Мы могли бы сделать работу лучше, искать дольше.

— Офицеры искали почти всю ночь. — Дэн повысил голос, чтобы его было слышно не смотря на порывы ветра. — Мам, у них были прожекторы и собаки. А добровольцы искали здесь до конца недели и еще некоторое время после. Я читал все газетные статьи, мама, все до единой. И даже когда они убирали пшеницу в том году, они проредили этот участок вручную, помнишь? Они не хотели повредить — они хотели быть осторожными, чтобы не...

Он старался быть осторожным, спокойным и логичным, но не был уверен, что сам верит в то, что говорит.

— Они не хотели повредить ее останки. Это то, что ты пытаешься сказать, верно? Ну, я всегда думала, что это ужасное слово. Она была милой маленькой девочкой.

— Я просто пытаюсь сказать, что после того, как пшеницу собрали, здесь ничего не было. Кэролайн здесь не было.

— Ты не знаешь наверняка.

— Что? Ты думаешь, ее перепахали? Что она где-то под бороздой? Мама, нет. Что-то должно было обнаружиться. Она просто исчезла! С этим надо смириться и попытаться жить дальше.

— Тогда она может быть жива. Мы просто должны найти ее. Я читала о таких вещах. Это случается постоянно. Они находят ребенка спустя годы. Она слишком напугана, чтобы рассказать о случившемся все эти годы, а потом рассказывает кому-то, и тот передает данные в полицию. Происходит воссоединение с семьей. Это неловко и тяжело, но она снова становится их дочерью. Так иногда бывает, Дэнни. Я видела по телевизору.

Он заметил, как она называет его по детскому имени. Дэнни. Это было единственное имя, которое Кэролайн когда-либо произносила. Но больше всего его захватила ее история. Спорить с матерью о такой сказке казалось слишком жестоким даже для него.

Он едва заметил маленькую тень, опустившуюся на место не более чем в футе или двух от нее, темное углубление, колышущееся от ветра, возможно, выброшенное из тела пшеницы, вибрирующее, как будто едва целое или сдерживаемое, его края неровные, прерывистые. Сначала он подумал, что это одна из больших ворон, которая наконец приземлилась, спасаясь от свирепого ветра, готовая рискнуть с ветром, дующим по земле, но ее перья были настолько повреждены, настолько разорваны, что Дэн не мог понять, как она сможет снова летать.

Пока она не открыла свои неясные глаза и не посмотрела на него, он не понял, что не в состоянии понять, что именно он видит. Будь он Ван Гогом, он мог бы взять эти срочные, разнонаправленные прорези и завитки и собрать их в узнаваемое лицо своей сестры Кэролайн, чьи глаза теперь стали холодными, и не более сочувственными или понятными, чем другие загадки, путешествующие по естественному и неестественному миру.

Его мать теперь плакала так тихо, но он был достаточно близко, чтобы слышать ее сквозь ветер. Слышать, как меняется ее голос, когда неожиданно возникшая тень из зарослей пшеницы затягивает ее и уносит вглубь поля.

И поскольку у него не было права возражать, он знал, что на этот раз не будет телефонных звонков, не будет лишних слез и поисковых отрядов. Он смирился. Единственное, на что он надеялся, это на то, что мама наконец-то найдет Кэролайн, а значит обретет покой.