на двенадцатом ударе он протянул Пашке раскрытую ладонь, на которой стоял Мотя. Пашка распахнул глаза и уставился на слона.

В стеклянной глубине занимался рассвет, напоенный сегодняшними улыбками и нечаянной радостью. Он постепенно набирал силу, становясь все ярче и теплей, и вскоре на Пашкиной ладошке засиял истинный Свет, сотворенный добротой и любовью старшего брата. Он озарил детское лицо, зажег искорки в глубине затуманенных глаз. Словно все розданные фонарики отразились в них. И серый туман по ту сторону зрения неохотно отступил и рассеялся. Ледок, подернувший глаза, начал таять. Пашка опустил ресницы, глубоко вздохнул. Слон погас, зато просияло Пашкино лицо. Он моргнул, и ставшие голубыми глаза подарили замерших в ожидании родных ясным и радостным взглядом.