То есть конкуренты такими глупостями вряд ли бы стали заниматься. Выгода малая, а риск велик. Император не щадил таких проказников. В вариант с экстремистами тоже не верилось. Они бы уже начали трубить о том, какие они замечательные и как классно победили «проклятый империализм» или еще какую глупость ляпнули. А так – молчат. Все молчат. Даже примазываться никто не хочет, опасаясь, что Империя сначала покарает за такое, а потом разбираться станет. Слишком уж значимым и важным был этот комбинат.

Кто и зачем это сделал? Вопрос. Большой вопрос…

И тут его что-то сильно ударило в левое плечо, разворачивая. Мгновение спустя он услышал выстрел. Чуть погодя что-то царапнуло по голове. А потом ударило в ногу, роняя на землю. Все это произошло очень быстро. Слишком быстро, чтобы он успел что-то крикнуть или предпринять. Даже оценить направление, откуда ведется огонь. Упав, он замер, имитируя убитого наповал. Обдумать что-то у него времени не было, и этот поступок был скорее чем-то на уровне подсознательной защитной реакции.

Упал, замер и услышал, как нарастает стрельба. Его охранение очень плотно и сосредоточенно куда-то стреляло. Кто-то куда-то бежал. Что-то кричали.

Минута, может быть, две прошло, прежде чем стрельба затихла и его начали шевелить, осматривая.

– Я жив, – тихо произнес Николай Александрович, с трудом распознав в этих силуэтах своих бойцов. На удивление, каждое слово давалось с трудом. А голос оказался хоть и тихий, но какой-то хриплый, что ли.

Подбежал дежурный медик, который на скорую руку обработал раны, перевязал их и, скомандовав укладывать Императора на носилки, начал руководить его эвакуацией. Не в Санкт-Петербург. Нет. В ближайший госпиталь, который и находился при оружейном комбинате. Так как везти далеко Николая Александровича он посчитал слишком рискованной стратегией.

А бойцы лейб-конвоя тем временем преследовали нападающих.

Подавив плотным огнем из своих ручных карабинов позицию снайперов, они вынудили их отступать, спасаясь бегством. Что было заранее предусмотрено. Те выскочили из дома и, укрываясь его стенами от огня лейб-конвоя, запрыгнули в грузовик. Дали газу. И постарались уйти.

Лейб-конвойцы не растерялись и организовали преследование. Благо автомобилей в кортеже Императора хватало.

Отходящие убийцы открыли огонь из ручных пулеметов, пытаясь отсечь преследователей. Но ничего хорошего не вышло. Ведь со стороны преследователей стреляли. Почти непрерывно обстреливая беглецов. Да, первый автомобиль лейб-конвоя вылетел на обочину и затих в кювете, поймав кабиной весь магазин ручного пулемета. Зато второй и третий добились успеха. Сначала первый пулеметчик беглецов как-то надломился и вывалился из кузова, перевалившись через борт. Потом второй упал навзничь, убитый пулей наповал. Сам же грузовик, получив несколько попаданий по колесам, перевернулся на повороте…

Лейб-конвой подъехал к месту аварии и бросился вперед, стремясь захватить нападающего, хотя бы одного. Но тот, не желая попадать в плен, хоть и был плох, но все равно сумел инициировать ручную гранату, покончив с собой. Вместе с тем этот взрыв еще и поджег протекшее на грунт жидкое топливо, вызвав сильный пожар. Так что, когда удалось его потушить, оба трупа, что в кабине, что в кузове, были обгоревшими до неузнаваемости. А тот, что выпал по дороге, рухнул лицом на камни и также не подлежал опознанию.

Николай Александрович сохранял сознание очень долго… слишком долго. Ведь его пронизывала боль от тряски и шевеления. Было еще очень мерзко и… Но он держался, стараясь не стонать и не выказывать своей слабости при подчиненных. Сдавшись только тогда, когда его начали готовить к экстренной операции, отправляя в общий наркоз эфиром.

«Глупо… как же глупо…» – проносится в сознании Императора перед тем, как окончательно погрузился в сон.

Судя по всему, в покушении участвовало куда больше людей, чем эта троица снайперов. Поэтому, несмотря на сохранение полной тишины в публичном информационном поле, уже через час в руководстве Альянса знали – покушение совершено и окровавленное тело Императора куда-то срочно повезли. Жив он или нет – бог весть. Но то, что официальные «рупоры» Империи молчали, говорило либо о гибели, либо о тяжелом положении. Поэтому практически без колебаний и раздумий Генрих отдал приказ о начале вторжения.

Альянс уже шесть лет по паре раз в год проводил масштабные маневры, поигрывая мышцами. Не у самых границ Империи, нет. В своих внутренних провинциях преимущественно. Однако сам факт учений приучил Санкт-Петербург к ним, притупив бдительность.

И каждый раз все офицеры получают по нескольку комплектов конвертов, сдаваемых после учений. Что вскрытые, что нет. Дабы отрабатывать разные сценарии и поведение. Вот и сейчас, получив и уже почти завершив весенние маневры, офицеры внезапно по команде получили сигнал для вскрытия третьего комплекта. Не имея ничего дурного в мыслях, они их вскрыли и обомлели.

Война!

Альянс начинал войну!

Генеральный штаб Альянса уже шесть лет продумывал и планировал эту операцию, каждый год репетируя. Что весной, что осенью. И смотрел, пытаясь понять, сможет ли он вывести каждое ключевое звено на свою позицию к нужному моменту. Сможет ли организовать взаимодействие разнородных войск. Не вообще. Не в целом. А в рамках одной отдельной операции.

Генрих, внимательно и вдумчиво изучая ход военных действий 1914 года, пришел к выводу, что Император их спланировал заранее. Все. Начиная с ликвидации Франца Иосифа, которая спровоцировала войну и внесла сумятицу в стан и без того не очень организованной и управляемой Австро-Венгрии. Именно ликвидации, в которой Генрих был убежден, хотя явных доказательств к тому и не имел. Слишком все получалось слаженно и гладко, если допустить, что покушение на монарха Двуединой монархии произошло не случайно. Например, все диверсанты русских оказались заранее выдвинуты на позиции и просто ждали отмашки. Не жили же они там, в самом деле? Да и войска стояли там, откуда удобнее всего атаковать, ну и так далее. В отличие от Рейха и Двуединой монархии, которые оказались заложниками своих безнадежно отсталых взглядов на войну.

Из чего Император Запада сделал вывод – нужно перенимать передовой опыт русских и использовать его против них. Тем более что геополитическая стратегия Николая Александровича была прозрачна и очевидна. Он стремился избежать крупной войны, справедливо считая, что она нанесет непоправимый вред экономике обеих стран. Но вот беда – Генрих имел все основания считать, что еще лет пять – десять, и экономика Империи настолько укрепится, обгоняя Альянс, что Санкт-Петербург сможет себе позволить такую войну без тяжелых последствий. А Париж[5] – нет. И это будет точка невозврата, после которой, скорее всего, сначала развалится Альянс, уступив неизбежному. По чуть-чуть. По одному государству, выпадающему из него. А потом и вольется в той или иной форме в Империю, утратив самостоятельность и независимость. И Империю Запада это тоже ожидало. Тем более что разговоры о слиянии этих монструозных государственных образований шли с 1914-го.